Он появился из-за угла и шел, совсем не озираясь. Нет, перед подъездом Дегтяря все-таки обернулся.
- Значит, это он, - еле слышно, почти немо, одними губами проговорил сыщик.
Обитая плохой жестью дверь подъезда скрыла Марченко. Во дворе сразу стало как-то пустынно. Камера дернулась вправо, и в экран въехала мутная кирпичная кладка. Ничего, кроме кладки, видеоглаз не хотел показывать.
- Что случилось?! Почему так?! - выкрикнул Дегтярь.
- Что? - вторично проснулся видеостукач.
- Где двор?! Где картинка?!
- Не... не знаю... Может, камеру повело... Или заснул...
- Уволю, сволочь! Партачник!
- Вот... Вернулось! - чуть ли не сильнее сыщика обрадовался видеостукач, хотя ему, если честно, было абсолютно все равно, появится снова двор или нет.
- Нет!.. Его нет!.. Нигде нет!
Чайник тяжело, будто утюг, опустился на линолеум. Не отрывая глаз от экрана, Дегтярь тер пальцами обожженное паром запястье и готов был снова схватить чайник и хряснуть им по кинескопу. Телевизор вызывал у него страх. В нем жил неотомщенный Марченко, и почему-то казалось, что перед глазами не видеозапись вчерашнего дня, а прямая трансляция, и Марченко обязательно выйдет из подъезда и кулаком погрозит в объектив. Но он так и не вышел. Пленка подержала двор еще минут пять и оборвалась.
- А больше он не снимал? - разочарованно, с тревогой спросил Дегтярь.
- Нет, - неохотно ответил видеостукач.
Глоток душистого чая на секунду вернул равновесие в душу сыщика. Кипяток обжигал пальцы сквозь тоненький пластик, но Дегтярь не ощущал его. Он был все еще во дворе, все еще у своего подъезда. Марченко так и не появился из него. И хотя он хорошо понимал, что бывший коммерческий директор все-таки вышел, он ощущал его только в одном месте - за обитой плохой жестью дверью.
- Значит, он нашел меня, - вслух подумал он. - Значит, это он рванул "жигуль"...
Он только сейчас понял, что не заметил черного пятна на асфальте, оставшегося от сгоревшей машины. Кто-то уже успел припарковать на это место свою колымагу. И двор забыл о погибшем "жигуле" и погибшем парне внутри него. На второй же день. И точно так же забудут о Дегтяре, если его убьет Марченко.
Или уже забыли?
Сыщик посмотрел на видеодвойку, бережно опускаемую в коробок видеостукачом, На исчезающие в его холщовой сумке кассеты и сразу понял, что нужно делать. Примерно то же, что сделали с видеодвойкой и кассетами, попасть вовнутрь того, где его как раз и ждут.
Глава пятьдесят восьмая
КАРАКУРТЫ ЖАЛЯТ ПО НОЧАМ
- Я то нажал, та-арищ майор? - прохрипела рация.
- Молодец! И вправду обрадовался Дегтярь. - Меня слышишь?
- Ага... Хорошо слышу... Токо хрустит немного. Как в плохом телефоне, - ответил Каракурт.
- Ты в квартире?
- Ага.
- Шел по лестнице? Как я просил?
- Ага.
- Да что ты как осел: "Ага-ага!" Ты другие слова знаешь?
Рация обиженно замолчала. Из взятого из сыскной конторы раздолбанного древнего "BMW" Дегтярь изучал занавески на окне своей кухни. Ему почему-то казалось, что Каракурт сидит сейчас именно на кухне и ждет окончания сеанса, чтобы сразу наброситься на печенье в вазончике. Сыщик не знал, что бывший чемпион страны по каратэ-до не выносит ничего мучного, а в данный отрезок времени находится не на кухне, а в ванной и, проглотив таблетку, тут же впился губами в уточку крана и пытается высосать всю воду города-героя Москвы.
- Ты, пока шел по лестнице, ничего необычного не заметил? - не отрывая взгляда от занавески, спросил Дегтярь.
- Ап-п... Хап-п, - еле отдышался Каракурт. - По... подъезд?.. А что?.. Нормальный подъезд. У нас в сто раз грязнее. Даже надписей на стенах почти нет...
- Людей встречал кого-нибудь?
- Нет. Ни одной души. Поднялся, как учили. Открыл... ну, и вот тут я...
- Ладно. Жди меня. Только к окнам не подходи. Запомнил?
- А что тут запоминать!.. Можно я телек врублю. Сто лет уже не смотрел...
- Сейчас нельзя. Попозже. Просто посиди в комнате...
Бросив рацию в холщовую сумку, Дегтярь ощутил легкое презрение к
самому себе. Он никогда не ходил в магазин с такими сумками. В ней
было что-то плебейское. Можно сказать, рабское. Мужик с такой
сумкой - это подстилка под ногами у жены. Дегтярь в подобной роли
никогда не был. Впрочем, и в роли приманки он тоже не был. Даже в лейтенантской юности, когда приходилось работать на подхвате в опергруппах.
- Господи, благослови! - взмолился атеист Дегтярь и выбрался из машины.
Отогнать ее в сыскную контору должен был уже другой человек.
Размахивая сумкой, он обошел стоянку автомобилей, под молотящее в висках сердце сделал семьдесят пять шагов - почти половину пути к двери подъезда - и, наклонившись, принялся завязывать вовсе не развязавшийся шнурок. Кровь прилила к голове, и он на время оглох. Но он ничего и не хотел услышать. Самым страшным сейчас мог стать выстрел, но Дегтярь мало верил в то, что Марченко - хороший стрелок. Он, конечно, мог нанять и снайпера. Но если бы нанял, то не шлялся бы сам по его двору.
Сыщик разогнулся и с удивлением обнаружил, что слух вернулся, а глаза стали видеть хуже. Словно страх был жидкостью и по очереди переливался по голове. В глазах посветлело, и Дегтярь с ухмылкой подумал, куда же теперь делся страх. Не в затылок ли?
Что-то уж больно там потяжелело.
После дождя, хлеставшего все утро, двор напоминал парилку. Казалось, что под ногами не асфальт, а болотная корка. И парит из-под нее так, что отваливается затылок и пот можно собирать в тюбики и продавать как клей.
- "Дошел", - удивился сыщик тому, что все-таки взялся за ручку двери подъезда и ничего не произошло. Небо не рухнуло на город и все так же нудно ныла в чьем-то радиоприемнике певичка, а тень под козырьком подъезда пахла мокрыми половыми тряпками.
Не став повторять путь Каракурта, он поднялся на свой этаж на лифте. Захлопнул за спиной дверь квартиры и облегчения не ощутил. Ни в душе, ни на теле. Московский полдень, не встретив сопротивления, волнами втекал через разбитое окно кухни в квартиру.
- Ты где? - спросил он Каракурта.
- В комнате. Как сказали. Там это... на кухне у вас стекло разбито... Осколки...
- Знаю.
При его появлении Каракурт по-солдатски резво вскочил с дивана. У него опять были расширенные зрачки и оттого чудилось, что само появление Дегтяря вызвало у него удивление.
- Опять? - посерел лицом сыщик.
- Что?
- Опять укололся? Где шприц?
- Никоим разом, гражданин начальник! - протянул для досмотра обе руки Каракурт.
Только в самый мощный микроскоп на их венах можно было бы отыскать свежий укол. До того там все наслоилось друг на друга: красно-синие точки на сине-красные гематомы, а сине-красные гематомы на красно-синие точки.
- Я же просил! - швырнул сыщик сумку с рацией на диван. - Ты должен быть в полной форме! А ты...
- А я и так в форме. Хотите одним ударом дверь вот в этом шкафу развалю? Хотите?
- Не надо.
Дверь была резная, с накладками из трехслойной фанеры. Дверь смотрелась дороже, чем кулаки Каракурта.
- А что я у вас делать буду? - поинтересовался бывший чемпион страны по каратэ-до.
- Жить.
- Серьезно?
- Более чем.
- Вместе с вами?
- Нет... Я буду жить у тебя, - раздраженно сказал Дегтярь и, плечом задев Каракурта, прошел к окну.
- Это как обмен фатерами?
- Примерно... На пару дней, - изучая двор через щель между шторами, недовольно ответил Дегтярь.
- А что я здесь буду делать?
- Жить, родной мой, жить... И быть в готовности...
- То есть?
- Эту квартиру прийдут грабить, - сходу придумал сыщик.
- Серьезно?
К расширенным зрачкам Каракурта в обрамление добавились округлившиеся глаза. Они делали его почти киношным красавцем. Даже
худоба - резко очерченные верхние скулы и провалившиеся щеки - ничего не портила. Наоборот, придавала антураж пресыщенности, утомленности от жизни, чем всегда отличались матерые любовники, самые популярные у женской части человечества киногерои.