Все были в сборе, и дознание пошло полным ходом. Возобновили все, отложенные было, бесперспективные дела по ограблениям квартир. Несчастные жертвы опознавали кое-какие уцелевшие свои вещи. По украденным документам находили тех, кто даже не решился заявить о грабеже, считая это пустым делом. И, хотя обвинения в хищении боеприпасов с умышленной целью и в организации преступной группировки отпадали сами собой, лоск с воришек облетал, как старая краска с водосточной трубы. Нет, никто их, молодых-красивых, к воровству не принуждал — они сами разворачивались уже довольно круто: до организованной группировки оставался только шаг. И Вася-Пресли неминуемо попал бы в лидеры, хотя на суде он ненавязчиво пытался переложить первенство на Ваню-Никулина, который «побоями заставлял» его, Васю, воровать. И хоть покаялась вся четверка «чистосердечно», да не во всем: часть вещей, изъятых на Васиной хате, так никто и не опознал. А урон обеспеченным и беспечным гражданам она нанесла огромный.
Васе-Пресли, как ни старался он предстать перед судьями простодушным, честным и справедливым парнем, рассчитывать на послабление не приходилось: к своим двадцати двум годам (в группе — самый старший) он уже три раза отсидел за воровство и грабеж; вовлек в преступную деятельность когда-то малолетнего Толю-Филипа (пока Вася отсиживал, Толя ни в чем таком замечен не был); как только освободился — втянул его снова; в общем, «на путь исправления не встал». Да и был он одиночкой: никто за его спиной из паханов не стоял.
Не помогли и остальным участникам прекрасные характеристики с мест их весьма кратковременной работы. Васино пышное «последнее слово» тоже не зачлось.
Услышав приговор: Валету — три с половиной, Филипу — четыре года, Никулину — пять, а Пресли — десять лет лишения свободы, сентиментальные Яша и Василий не смогли удержать слез. Плакали и родители Яши. От остальных родня давно отказалась…
Нет, прежнего лоска на наших «киноартистах» не осталось и следа. И, наверняка, когда обрили им чубы, в их физиономиях ярко проявились циничные и хищные черты, — черты преступников.
Лунный мальчик, или Чем тюрьма роднее мамы
Сестры собрались на кладбище — поправить могилу родственника. Юрка был при них в качестве бесплатного приложения — пришел вместе с отцом. Шмыгал между могилами, что-то вынюхивал, пока отец с дядей Игорем носили песок, а женщины красили оградку. Закончив работу, взрослые помянули покойника и пошли к вдове обедать. За столом пошли родственные разговоры — совсем не до ребенка стало. А Юрка не скучал: шнырял по комнатам, приглядывался. Потом исчез из квартиры, забыв даже прикрыть дверь.
Одна из сестер, Инна, была начеку: не раз проверила за тот вечер наличие денег в своем кошельке — отец племянника рассказывал за столом, что одиннадцатилетний Юрка начал бродяжить, исчезать из дома, что никакого сладу с ним не стало. Раз бродяжит, значит, и ворует. Но деньги по-прежнему оставались на месте, и Инна ослабила свою бдительность. Лишь дома обнаружила, что из наружного кармашка сумки пропали часы с браслетом, о которых она совсем забыла. Как потом оказалось, пропали часы и у брата Игоря — он забыл их рядом с умывальником. Племянничек все же перехитрил всех, и худшее — то, что он ворует, — подтвердилось.
Пришлось Инне звонить матери сорванца, сообщать о пропаже (Игорь предпочел расстаться с часами, но не портить отношения с родней).
— Ну что ты с ним будешь делать? — сокрушалась Елена. — Руки отрубать?
— Да хоть бы предупредили, что сын ворует, мы бы ухо держали востро!
— Всех не предупредишь, — вздохнула сестра.
— Но часы мне нужны, я без них не могу, — не отступала Инна.
— Хорошо, поищем, — пообещала Елена.
Через два дня Инна узнала продолжение душераздирающей истории: ее сестра Катерина, поздно вечером вернувшись домой, обнаружила Юрика спящим на ступеньках лестницы, у своих дверей. Она растолкала племянника, впустила в квартиру, накормила, уложила спать, а на другой день не досчиталась кольца с бриллиантом и наручных часов.
— Зачем ты его пустила? — расстроилась Инна. Случаев с воровством у них в семье еще не было. — Ты же знала, что он нас обчистил!
— Так он же ребенок…
Устоявшийся стереотип ребеночка, тем более племянника, никак не ломался. Снова пришлось звонить Елене.
Возвращение украденных вещей затягивалось. Юрка их сразу оприходовал — куда-то спустил. (Домой — ни-ни — ничего не приносил). Отец смог «отловить» только кольцо — в ломбарде. «Добрый дядя» сдал за паренька колечко, он же (с Юркиных слов) воспользовался и деньгами. Колечко отцу пришлось выкупать. А после того, как сестры заявили в милицию, пришлось папаше воришки раскошелиться и на часы. Матери инспектор сказал: еще одно такое заявление — и сына отправят в исправительное учреждение. Юрка написал инспектору объяснение и тут же был взят на учет. Своей вины он ни в чем не видел и не мог понять, почему на него все кричат.