— Скажите, можно видеть Орловского… — проговорил он не очень громко и не совсем отчетливо. — Я от Анатолия Васильевича. Луначарского.
— Входите, — сказала Дора Моисеевна. — Вацлава Вацлавовича нет дома, но он скоро должен вернуться.
— А что, он еще на работе? — усаживаясь и как бы не придавая никакого значения своему вопросу, поинтересовался посетитель.
Дора Моисеевна хотела было ответить, но потом вспомнила наказ мужа; — не говорить ничего определенного тем, кого она лично хорошо не знала.
— Да нет, пошел к приятелю и должен скоро вернуться.
Минут через десять пришел Воровский. Он пожал руку Житомирскому и сказал Доре Моисеевне:
— Помнишь, в прошлом году я тебе писал, что остановился у Житомирского. Вот он перед тобой, угощай гостя…
А 1 марта 1907 года Житомирский послал в Охранное отделение подробное донесение:
«Воровский Вацлав Вацлавович (Орловский) живет по Верейской улице, дом № 3, кв. 18, у Г. Я. Вейнберга. Редактор журнала «Вестник жизни» (Невский, 102) и социал-демократической большевистской газеты «Новый луч». В типографии «Дело» по вечерам от 9 до 11½ часов происходили собрания редакции (газета «Новый луч»), в которую входили: Лейтейзен, П. Румянцев, С. Суворов, В. Ленин. Днем эта редакция собиралась от 12 до 2½ часов в «Вестнике жизни», в воскресенье вся редакция съезжалась в Куоккалу, villa Vasa, где живут Ленин с женой и Богданов».
Вскоре в Петербурге начались провалы: были арестованы члены Петербургского комитета РСДРП. Полиция искала В. И. Ленина. Не избежать бы ареста и Воровскому. Но он по заданию Ильича выехал в Одессу. Наступала реакция. Необходимо было заранее укрепиться в подполье,
Глаза VII
В ОДЕССКОМ ПОДПОЛЬЕ
В ТИСКАХ РЕАКЦИИ
В апреле 1907 года Воровский приехал в Одессу и снял квартиру в доме № 10 по Карантинной улице.
Как-то, прогуливаясь с женой по Дерибасовской, Воровский встретил свою знакомую по Берлину — Раису Лифшиц (Лемберг). Разговорились. Вацлав Вацлавович высказал желание работать в газете. Лифшиц ответила, что это можно устроить, у нее есть знакомые в газетном мире…
Вскоре она представила Воровского Давиду Тальникову, ответственному секретарю, а фактически редактору прогрессивно-демократической газеты «Новое обозрение».
Тальников, небольшого роста, подвижной молодой человек, рассказал Воровскому, что бюджет «Нового обозрения» незначительный, гонорары весьма скромные, но зато ему будет предоставлена полная свобода.
— Вас не будут ни в чем ограничивать, — продолжал Д. Тальников. — Но, конечно, вы сами понимаете, что писать нужно так, чтобы газету сразу же не прихлопнули…
Вацлав Вацлавович согласился и стал работать там постоянно: давал три-четыре злободневных фельетона в неделю, писал статьи на общественно-политические и литературные темы, сочинял театральные рецензии. Печатался он под разными псевдонимами. Работа вполне устраивала Воровского. Она давала ему возможность принимать участие в общественной жизни. Он умело пользовался независимым положением в редакции, отстаивал в своих статьях большевистское направление. Удачно использовал эзоповский язык, обходил рогатки цензуры и зло бичевал нравы и пороки царского бюрократического строя.
Летом Воровский сильно заболел — простудился во время купания. У него обострился ревматизм и открылся туберкулезный процесс в легком. Пришлось лечь в больницу. В июле приехал посланец Ленина. Он привез Воровскому резолюции V съезда партии, рассказал о борьбе на съезде, о точке зрения Ильича. «Надо использовать все легальные возможности, чтобы сохранить партию, необходимо уйти в подполье и продолжать борьбу…»
Воровский заверил гостя, что решение съезда они выполнят. Как только он выберется из «казенной санатории», сразу же примется за работу. Пока еще мало удалось сделать: устраивал семью. С комитетом связался. Но вот вынужден жить на казенный счет… Думает скоро выбраться отсюда.
В августе у Воровских родилась дочка. Вацлав Вацлавович узнал об этом еще в больнице. На клочке бумажки он написал несколько слов для жены: «Поздравляю, но не завидую. И как тебе не стыдно с девчонкой связываться? Целую».
В конце августа Воровский вышел из больницы. Он еще больше ссутулился. Бледность лица оттеняли темные усы и сильно отросшая в больнице борода. Но глаза светились.
Он долго рассматривал свое чадо — маленький живой комочек, завернутый в пеленки. Сокрушенно покачивая головой, он полусерьезно, полушутливо говорил, что раз не сумела родить наследника, то спасибо и на дочке. И тут же выбрал ей имя: Нина.