Воровский нетерпеливо ждал вечера, когда шумный портовый город замирал. Жена и дочь ложились в постель. Наступали блаженные минуты творения. Он садился за стол. Обычно его спокойное, задумчивое лицо оживало, глаза искрились, по губам пробегала улыбка. Видимо, ему на ум пришла удачная мысль, яркое сравнение, острое словцо. Не замечал, как пробегала короткая летняя ночь. В окна заползал свет. Голова наливалась усталостью, тело становилось дряблым. Он брел к постели, чтобы забыться и набраться новых сил.
Настоящее писательство как любовь, говорил Воровский. Его нельзя укрыть, когда оно волнует душу и толкает к перу; его нельзя вызвать искусственно, в нем нельзя фальшивить без того, чтобы вдумчивый читатель не почувствовал этой фальши и искусственности. Писательство, как понимал его Воровский, есть свободное и правдивое выражение внутреннего убеждения человека. Такое убеждение есть у всякого мыслящего и незачерствелого человека; но писатель отличается тем, что это убеждение у него назойливо и властно просится наружу и замалчивание этого убеждения, не высказывание его причиняет нравственное страдание. Нравственное же страдание причиняет и неполное, неясное, неточное — одним словом, несвободное высказывание своего суждения.
И сам Воровский был именно таким писателем, который нравственно страдал, когда, попадая в тюрьму, не мог высказывать своих убеждений, не мог ежедневно разговаривать со своим читателем.
Большого и опасного писателя видели в лице Воровского представители царской власти. Прокурор одесской судебной палаты писал: «Воровский является весьма видным и деятельным писателем, пропагандирующим идеи Российской социал-демократической рабочей партии…»
В конце мая 1912 года Воровский совершил на пароходе поездку по Черному морю от Одессы до Батуми. Во время поездки он встречался с кавказскими большевиками и имел с ними беседу о конференции. Он побывал также в приморских городах Крыма: Евпатории и Ялте, где совещался с местными социал-демократами. Поездка на пароходе была для него также прекрасным отдыхом. Бодрящий морской воздух, пышная кавказская природа, красочность южных базаров, разноязычный говор пестрой толпы — все это отвлекало Воровского от постоянных дум о партийной работе.
Вацлав Вацлавович очень любил море. Подолгу он стоял на палубе и любовался меняющимися красками морской воды. Особенно прекрасным море казалось вечером, когда заходило солнце. Оно приобретало какое-то фантастическое свечение. По мере погружения багрово-красного солнечного диска за горизонт море меняло краски. То оно было пурпурным, то сгущалось до кроваво-красного цвета, то становилось темным, как нефть. Исчезало солнце, исчезала вместе с ним и игра красок. Темнота надвигалась быстро, но небо еще долго продолжало играть, повторяя ту цветовую гамму, которая недавно была так характерна для моря…
Воровский вернулся из поездки 7(20) июня и уже на другой день расстался со свободой. В ночь на 8 июня 1912 года члены Одесского комитета РСДРП во главе с Воровским были арестованы.
Снова потянулись нудные тюремные дни. Воровский старался их чем-нибудь заполнить, он много читал, писал письма, занимался литературной работой. Для своей пятилетней дочери Нины он написал сказку.
В письме из тюрьмы товарищу Воровский сообщал полунамеком о своем отъезде из Одессы накануне ареста: «Пишу Вам ответ из совершенно неожиданного места. 8 июня (по старому стилю. — Н. П.) меня зачем-то арестовали, и сижу теперь в тюрьме. Оба Ваши письма я получил, но не ответил, так как уехал из Одессы. Первое письмо пришло ко времени моего отъезда, а второе я застал по возвращении, но не успел ответить, ибо на другой же день был арестован…
Долго ли меня продержат — еще не знаю, ибо не знаю, что мне собираются в вину поставить. Проверяя грехи своей жизни, думаю, что это повторение третьегодней истории (Воровский намекает на то, что после его ареста в 1910 году дело не было закончено и тянулось вплоть до 1912 года. — Н. П.), ибо мой главный грех — что я, Вацлав Вацлавович Воровский, лицо запротоколированное, дактилоскопированное, занумерованное, прошнурованное и снабженное казенной печатью. Однако надеюсь, что всего этого недостаточно, чтобы заставить меня слишком долго пользоваться бесплатным помещением…»
Но предположения Воровского не оправдались. Ему пришлось просидеть в одесской тюрьме до поздней осени 1912 года. Судили Вацлава Вацлавовича при открытых дверях. Защитником Воровского выступал известный в Одессе адвокат по политическим делам Ю. Гросфельд.