В кругу друзей Вацлав Вацлавович был обаятелен. Все окружающие от души любили его. Редко можно было увидеть его раздраженным, вспыльчивым, злым. Он обладал удивительной выдержкой и хорошо владел собой. Необыкновенный такт и ласковая внимательность к людям, забота и мягкость к ближним — все это подкупало. Неудивительно, что всех его знакомых тянуло к нему. С Вацлавом Вацлавовичем было приятно поговорить об искусстве и политике, об интегралах и литературе. Он был очень разносторонне образован, любил поэзию и часто декламировал стихи.
В Вологде Вацлав Вацлавович нередко хворал. Северный климат был явно ему противопоказан, но царские жандармы, видимо, на это и рассчитывали. Согнувшись, Воровский с трудом передвигал ноги. В момент обострения ревматизма глаза его становились грустными, но ненадолго. Даже когда недуг приковывал его к постели, он старался улыбнуться и часто подтрунивал над своей телесной немощью.
Он работал над чертежами и планами постройки женской гимназии на одной из площадей Вологды. Эта работа давала ему средства к жизни. В то же время он писал статьи для «Правды» и других изданий.
В МОСКВУ, НА РОДИНУ
Осенью 1913 года срок ссылки подходил к концу. Воровский начал подумывать, куда ему направиться.
В. Бонч-Бруевич звал его в Петербург, предлагая место редактора в издательстве «Жизнь и знание». Но Воровского тянуло на родину, в Москву. Кроме того, петербургский климат, пожалуй, хуже вологодского — мог обострить его болезнь. И Воровский отказался от соблазнительных предложений Бонч-Бруевича. Однако он просил Владимира Дмитриевича дать ему рекомендации и сообщить знакомства, которые могут пригодиться в Москве.
«Но так как Вы всегда имели склонности к оптимизму и идеализации человеков, — писал Воровский Бонч-Бруевичу, — то сначала (при помощи Веры Михайловны) произведите строгий критический смотр вашим москвичам… Для критерия сообщаю Вам, что могу быть: а) литератором, б) переводчиком, в) редактором, г) статистиком, д) библиотекарем, е) личным секретарем и вообще всем. По части технической: а) составлять проекты зданий, сметы на постройку, чертить и т. п. (хотя черчение вредно отзывается на моих верхушках), б) заведовать строительной конторой, канцелярией, чертежной, вообще быть начальством, в) наблюдать за постройкой чего угодно и где угодно». Далее, продолжая шутить, Воровский сообщал, что ему легче всего быть начальством: мало работы и много денег.
«Идеалом было бы получить место личного секретаря при каком-нибудь приличном и платежеспособном человеке, но идеал, как известно, тем и отличается, что никогда не достигается».
Рассказывая о своем житье-бытье в Вологде, Воровский продолжал: «Мои живут неодинаково: дочь здорова и толстеет, мать похварывает и худеет; возможно, что в сумме остается то же самое, но все-таки это слабое утешение».
В конце сентября Воровский приезжал в Петербург. Неоднократно он заходил в издательство «Жизнь и знание», виделся с Бонч-Бруевичем и другими товарищами. Тут же условился с Владимиром Дмитриевичем о литературной работе, обещал редактировать рукописи.
В октябре 1913 года кончился срок ссылки, и Воровский с семьей выехал в Москву, куда его усиленно звали друзья: Г. М. Кржижановский, И. И. Радченко и другие.
В Москве на Воровского нахлынули воспоминания юности. Он ходил по кривым улицам старого города и вспоминал молодость. Домик на Таганке, где он жил в студенческие годы, напомнил ему молодежные сходки, шумные собрания, споры. Он вспомнил, как под студенческой шинелью проносил рабочим листовки и запрещенные брошюры, как читал их в тесном кругу, как вместе они пели «Беснуйтесь, тираны», «Варшавянку», «Вихри враждебные»… А вот и тюрьма, где он провел два долгих года. Здесь, в застенке, родилась песня: «Смело, товарищи, в ногу!» Ее сочинил Леонид Петрович Радин — ученый, революционер. Слова этой песни пришли на память, и Воровский про себя напевал:
«Как все это было давно, — думал Вацлав Вацлавович. — От многого я бы теперь воздержался. Но, видимо, такова диалектика жизни. Идти вперед, не останавливаться на полпути. В этом цель нашей жизни…»
Проходя мимо огромного здания Технического училища, Воровский поддался внутреннему порыву, зашел и неожиданно для себя подал прошение: «Желая закончить техническое образование, прерванное в 1897 году, настоящим имею честь просить Ваше Превосходительство зачислить меня в число студентов Московского технического училища. При этом прошу зачесть мне все те чертежные работы и проекты, которые были мною сданы в свое время, а также работы в мастерских и те учебные предметы, по которым я сдал экзамены».