— Теперь отдыхайте… Засните лучше… — улыбаясь, Ленин затворил за собой дверь.
И тотчас же шепотом спросил у врача:
— Ну, как он? Плох, слаб?
— Очень слаб, — ответил врач, — но непосредственная опасность миновала.
— Прошу вас, берегите его: это прекрасный товарищ… Если чем могу быть полезен, звоните прямо ко мне…
— Бедняга Вацлав Вацлавович, как переменился… Тяжелая болезнь… Выживет ли? — сказал Владимир Ильич Бонч-Бруевичу. Лицо Ленина стало задумчивым и печальным.
— А их финансовые дела? Небось Дора Моисеевна совершенно поистратилась на больных. Вы узнайте деликатно, по-товарищески, чтобы не обидеть, — обратился Владимир Ильич к Бонч-Бруевичу. — В такие минуты люди особенно чутки к обиде. Не забудьте сказать мне, что узнаете…
Бонч-Бруевич ответил, что по его докладу Малый Совнарком из свободных кредитов отпустил уже небольшую ссуду Воровскому.
— Это хорошо… Но когда это было? Давно? Теперь выздоравливает и он и дочка, необходимо усиленное питание. Надо помочь…
На другой день Бонч-Бруевич доложил Владимиру Ильичу о том, что у жены Воровского ничего нет и что она на рынке вынуждена продавать вещи, чтобы покупать продукты.
Тотчас же, 27 августа, Владимир Ильич написал записку в Малый Совнарком: «Ввиду крайне тяжелой и опасной болезни т. Воровского (брюшной тиф, воспаление легких и пр.), прошу спешно разрешить выдачу крупного пособия на лечение и питание усиленное» [35].
На докладной записке В. Бонч-Бруевича (о выдаче пособия Воровскому) Ленин написал: «Поддерживаю эту просьбу, ибо видел сам тяжелое положение Воровского и получил такое же указание от некоторых товарищей» [36].
А через месяц Владимир Ильич снова просил Малый Совнарком рассмотреть его просьбу: «Если нельзя достать сестры на иных условиях, — писал он, — придется, пожалуй, пойти еще на расходы. Надо непременно долечить и отправить в Италию».
Кроме того, Владимир Ильич обратился к шведским товарищам, хорошо знавшим Воровского, с просьбой прислать «чего бы это ни стоило медикаментов и подходящего продовольствия для больного Воровского». И, как вспоминал Фредерик Стрем, нужные лекарства и продукты были высланы. Они очень пригодились больному.
Только в декабре 1920 года Воровский вышел из больницы. Он был еще худ и слаб, но глубоко запавшие глаза уже искрились в счастливой улыбке.
Дома Вацлав Вацлавович заглянул в зеркало: прямой нос заострился, овал лица сузился, в слегка отросших волосах появились целые пряди седины.
— Ничего, — усмехнулся он в зеркало, — голодающий индус еще повоюет с английским королем…
В это время к Воровскому обратилась с просьбой семья умершего инженера Евнина, с которым работал Воровский в Петрограде в первую мировую войну. Хотя Воровский был еще слаб и недостаточно окреп, чтобы заниматься делами, он не мог оставить просьбу без ответа. В январе 1921 года Воровский отправил письмо В. И. Ленину: «На рассмотрение Совета Народных Комиссаров должно поступить ходатайство Петроградской электросилы об обеспечении пайком и деньгами семьи недавно умершего электроинженера И. Д. Евнина. Зная хорошо покойного в течение нескольких лет, считаю своим долгом самым горячим образом поддержать это ходатайство. И. Д. Евнин, всегда сочувственно относившийся к революционному, в частности рабочему, движению, был одним из немногих инженеров, которые после Октябрьского переворота остались на своем посту, работая с той же добросовестностью и преданностью делу, что и раньше. Обеспеченье семьи покойного было бы наиболее целесообразной формой признания его заслуг перед Советской властью».
В. И. Ленин поддержал просьбу Воровского, сделав следующую приписку на его письме: «Воровский — старый марксист и большевик: на знание людей им я вполне полагаюсь».
К весне 1921 года Воровский настолько окреп, что смог выехать в Италию.
Глава XIV
НА СТРАЖЕ ОТЕЧЕСТВА
«СОХРАНЯТЬ СПОКОЙСТВИЕ!»
14 марта 1921 года Воровский со своей миссией прибыл в Рим. Ярко светило солнце. На перроне собралась небольшая толпа встречающих. Среди них были депутаты-социалисты Бомбаччи и Грациадеи, представители итальянских кооперативов и всероссийского союза кооператоров. Но ни одного сотрудника Министерства иностранных дел.
Когда поезд остановился — машинисты-железнодорожники приветствовали прибытие советского представителя паровозными гудками. Воровский улыбнулся.