Художник отставил чашечку и взял карандаш и блокнот для набросков. Миртис позвонила в маленький колокольчик.
В Дом Сладострастия принимали только самых красивых девушек. Глядя на пылающее лицо Дариоса, Лало понимал, каково это для обычного мужчины — смотреть на таких красоток. Неудивительно, что парень с такой натугой провел свой обряд изгнания. Но художник смотрел на девушек совсем другими глазами.
А когда начал работать, то вообще перестал об этом задумываться.
Мало у кого была такая же светлая и чистая душа, как у Валиры, но в некоторых девушках Лало узрел такую глубокую веру и такую силу духа, что клиенты Дома Сладострастия, наверно, сильно изумились бы, узнай они об этом. Художник видел отметины, которые оставили на девичьих душах жестокость, пренебрежение и отчаяние. Многие были помечены ревностью, завистью и жадностью. И почти во всех девушках Лало увидел страх.
Когда последняя девушка покинула комнату, Лало поделился своими соображениями с госпожой Миртис.
— Ты говоришь, они напуганы? Ничего удивительного. Им есть чего бояться. Они боятся старости, болезни, бедности… Все, что у них есть, — это их красота. Каждая из них боится того, что с нею будет, когда красота увянет. Уверенности в себе им добавляет только внимание, которое оказывают им поклонники. Однако посмотри повнимательнее, Лало, ведь это далеко не все, что показывают твои картины!
Удивленно моргнув, художник присмотрелся к запутанному сплетению линий — фону, которым он обрамил наброски. Внезапно до него дошло, что это не просто игра света и тени. Это гораздо больше, чем случайное сочетание линий. На набросках были не только портреты, излучающие страх, — здесь были и сами страхи, вычерченные тонкими карандашными линиями. Лало с сожалением покачал головой, сообразив наконец, отчего девушки на портретах получились такими испуганными.
— Вот они, ваши призраки, госпожа Миртис, — сказал Дариос.
— Уничтожьте их! — почти крикнула она.
— Я не могу… — сказал Лало. — Это ведь не мои страхи. Но, может быть, у меня получится кое-что в них изменить?
Несколько мазков ластиком, три-четыре твердых, чистых линии — и уродливый демон превратился в прекрасного ангела, а сморщенное, изможденное лицо старухи обрело покой и безмятежность. Еще несколько прикосновений ластика убрали хмурые складки, очистив прекрасные полные губы, вернули блеск надежды в тусклые некогда глаза. Наброски были довольно просты.
И немного изменить их, превратить в прелестные картинки, которые любая девушка с удовольствием повесила бы в своем будуаре, не составило большого труда.
— Вот и все. Посмотрим, может, это поможет… — Художник передал портреты Миртис.
— Но ведь это совсем не то, что ты видел! — заметил Дариос.
— Не то. Но когда госпожа Миртис отдаст девушкам их портреты, может быть, они увидят именно это и поверят в это — а вера… Вера поможет им превратить желаемое в действительность, — ответил Лало, вспомнив, что требовал от него Молин Факельщик. — Хотел бы я только знать, что за чертовщина придала девичьим страхам такую жуткую силу?
— Моя леди Куррекаи — одна из самых почитаемых женщин, она служит самой Бейсе! — Дворцовая служанка рассмеялась, не сводя глаз с солдата. — У нее вместо ожерелья — настоящая змея, и все такое. Каждый день у нее разные прически, разные головные уборы, и все они просто великолепны! И что же ты можешь мне такого подарить?
— Разве что вот это? — проворчал Оттар, растянул завязки мешочка, вытряс что-то на ладонь и с гордостью протянул девушке.
Девица завизжала от восторга, когда солдат раскрыл ладонь и солнце заиграло переливами света на гладком серебристом шарике. — Миленькая штучка, а? Ну что, есть у твоей леди хоть что-нибудь похожее? Так что пойдем со мной. Я тоже могу быть просто великолепным, вот увидишь!
Девушка оценивающе посмотрела на стражника. Что ж, Оттар и вправду был не дурен собой. Он поцеловал ее маленькую ладошку горячими влажными губами, и девушка залилась румянцем.
— Сегодня вечером. Договорились?
Она кивнула, засмеялась, опустила прелестный шарик в карман передника и убежала. Не успев повернуть за угол, девица уже успела позабыть о своем почитателе. Серебристый шарик сверкал так обворожительно… Служанка не могла удержаться и то и дело вынимала игрушку из кармана, чтобы полюбоваться, — даже когда работала.
Этой ночью девушке снилось, что она восседает в чудесном позолоченном паланкине, который несут сильные рабы, а вокруг шагает целая толпа беловолосых варваров, похожих на Оттара.
И вот паланкин внесли в темную аллею. Девушка пронзительно закричала, когда паланкин грубо бросили на землю, но никто ее не услышал и не пришел на помощь. Безжалостные руки выдернули ее из паланкина и бросили на камни мостовой, разрывая на девушке одежду. Отталкивая друг друга и вопя, на нее навалились потные горячие тела…
Наутро служанка была вялой и неповоротливой, прислуживая за завтраком своей леди-бейсибке, которая в этот день была при своей госпоже. Проходя мимо корзины с апельсинами, служанка оступилась, споткнулась о корзину и упала. Из кармана фартучка выпал маленький серебристый шарик и покатился по полу.
— Какая прелесть! — воскликнула леди Бейса и накрыла шарик ладонью.
Лало накладывал слой грунта широкими, мягкими мазками.
Он знал, что Молин Факельщик наблюдает за ним, но спокойно продолжал работать. То, что он сейчас делал, не требовало особой работы ума, но долговечность картины во многом зависит от правильно наложенного грунта. Во всяком случае, из-за этой части работы жрец не станет с ним препираться. Солнце поднималось все выше, воздух начал разогреваться, но в прохладной тени плотного полотняного тента по-прежнему было легко дышать.
Лало работал быстро.
— Ты не глуп и уж точно не лишен воображения, — внезапно сказал Молин Факельщик. — Не могу понять, как ты можешь оставаться таким бесстрастным?
Кисть дрогнула, грунтовка ляпнулась на белое поле. Лало потянулся за лоскутом ветоши, тщательно стер пятно грунтовки и только потом обернулся к заказчику, мельком улыбнувшись про себя, поскольку понял, что жрец даже не заметил его неловкости.
— Все прочие одолевают меня просьбами о назначении на всякие приличные должности или, на худой конец, жалобами на тех, кто эти должности занимает. Все прочие подозревают других во всех грехах, вплоть до государственной измены. Все, кроме тебя, Лало… Почему?
Лало аккуратно вытер кисти, раздумывая над вопросом.
— Может быть, потому, что мне нужно иное?
— А… — жрец с пониманием кивнул. Видно, этой ночью ему не спалось. — И о чем же ты мечтаешь, господин художник?
— Обеспечивать семью… Изображать истину… Остаться в живых… — медленно сказал Лало. — Это вполне достойные мечты, особенно при том, что здесь творилось последние несколько лет.
Молин Факельщик насмешливо фыркнул.
— Знаешь, я тебе даже завидую. Сегодня утром дворец превратился в какой-то сумасшедший дом Сумасшедший дом! Двое пришли доложить мне, что кто-то подкупил работников, чтобы те оставили слабые места в моей крепостной стене. Один из этих умников уверен, что в подкупе замешаны лазутчики старого императора А второй считает, что кашу заварил как раз новый император, который тайком готовится напасть на Санктуарий. Клянусь жезлом Вашанки! Если прямо сейчас у ворот объявится Терон, я сам поднесу ему ключи! А еще один сказал, что принца отравили. И не успел я от него отделаться, как налетел на астролога, который прибежал, вопя, что отыскался кусок Сферы Могущества Нисибиси! Ерунда, конечно. Я уже проверил Но этот астролог напомнил мне о тех временах, когда главной моей мечтой было — остаться в живых.
Лало выронил кисть.
«Я спокоен, абсолютно спокоен! — уговаривал он сам себя. — Я спокоен! Факельщик тоже это заметил». Последние слова жреца почему-то напомнили художнику о том, что говорила Джилла.