Не знаю, хотел того профессор или нет, но его сенсационная заметка дала и другой, еще более приятный результат. Приезжали криптозоологи — искатели лесного человека, обхаживали, допытывались, где же спасла профессора самка гоминоида. Вот и на меня Николай Николаевич посматривал с особым чувством. Он был владельцем жгучей тайны! Он мог показать на карте заветное место. А мог и не показать.
Потом я зашел в редакцию областной газеты «Правда Севера». Там мне дали прочесть еще одну заметку профессора, уже подготовленную к публикации. И я понял, что есть еще и третий результат.
Один из местных жителей (Алеутский назвал его Иваном Петровичем) якобы пришел к нему и рассказал, что четыре года назад, когда он ловил семгу на одном из притоков Пинеги, к его избушке пришел огром-ный гоминоид. Иван Петрович оказал ему гуманитарную помощь — накормил перловой кашей. И благодарный гоминоид стал загонять семгу в сети. Почувствовав в профессоре родную душу, таежный браконьер пообещал, что даст возможность сфотографировать своего волосатого сообщника. «Если это удастся, то я порадую читателей уникальным снимком», — с неизменным простодушием писал профессор.
Примерно раз в две недели я звонил Алеутскому и рассказывал ему, как идет подготовка к экспедиции. В конце концов он понял, что наше стремление попасть на Мегру серьезно. «Хорошо, я покажу вам то место», —согласился профессор.
Приезжаем в Архангельск. Достаем карту тех мест. Договариваемся с вертолетчиками. Приходим к Алеутскому: «У нас все готово».
— А что бы там, собственно, хотите увидеть? — спрашивает Алеутский.
И я допускаю большую оплошность. Я говорю, что за прошедшие три года, конечно, все исчезло. Но одна часть скелета медведицы должна остаться — череп! Некуда ему деться! Для зверя слишком тяжел. Для человека — не нужен. «Едва ли я точно укажу то место. Столько озер! Можно перепутать», — неожиданно говорит профессор, — «Хорошо, укажите хотя бы приблизительно». — «Нет, не смогу!»
Мы знали тип вертолета, на котором летал Алеутский. МИ-2. В авиаотряде сказали: в 1989 году этот тип вертолета не использовался…
По словам Алеутского, вертолетчик Сережа уволился по причине болезни сердца. В отделе кадров авиаотряда сказали, что такого не припоминают…
Зачем же мы все-таки летали на Мегру? Во-первых, профессор мог специально назвать другой тип вертолета и изменить имя вертолетчика. Он мог водить нас за нос не потому, что все выдумал, а затем, чтобы обезопасить гоминоида от всяких экспедиций, включая нашу. Во-вторых, мы должны были пройти свой путь до конца и побывать если не точно на том месте, то хотя бы где-то неподалеку. Для того, чтобы иметь представление о том, какие там условия обитания.
Нас высадили на бывшем немецком аэродроме, тайно оборудованном среди болотных топей в годы войны. Отсюда вражеские самолеты совершали то ли разведывательные, то ли диверсионные рейды в глубь нашей территории. Место выбрано удачно. Настолько далеко от Архангельска, что нашим летчикам, преследовавшим немецких пилотов, поначалу даже в голову не приходило, что противник мог проявить такую нахальную изобретательность. Те, кто оборудовал этот аэродром, и те, кто в конце концов разбомбил его, заслуживают, несомненно, куда большего внимания, чем предмет нашего поиска.
Река Мегра буквально в двух шагах. На берегу — охотничий домик. Я отмерил пятьдесят шагов и поставил маленькую одноместную палатку. «Чем больше я думаю о гоминоиде, — говорил мне Алеутский, — тем больше убеждаюсь в том, что он существует в каком-то другом измерении. Сам он остается невидимым, а нас чует за десятки километров». «Мы только собираемся к нему, а информация об этом телепатически давно уже им принята. Не стоит возлагать все надежды на встречу с ним в каком-то определенном месте. Он — вездесущ. Если он почувствует, что кто-то ищет контакта с ним и не собирается причинить ему зла, он обязательно появится сам», — почти в унисон с профессором говорил Саша Кривченко — ответственный за научно-техническую сторону экспедиции. Ну что ж, оставалось испытать на себе эту, по мне, бредовую вероятность.