Время от времени мать Владимира Г. приходила к Мешкову в кабинет. Сидела, вся в черном, молчала. А Мешков, глядя на нее, санитарку поликлиники, видел растерзанное тело ее сына, простого слесаря.
— Я знаю, вы очень хотите найти их, но у вас ничего не получится, — сказала однажды женщина. — Мне в милиции все объяснили. Не тратьте силы, Я все понимаю.
И добавила слова, которые, наверное, от кого-то слышала:
— Говорят, что в конце концов правда торжествует, но это неправда.
— Знаешь, — вспоминал Мешков, — когда я услышал эти слова, во мне все перевернулось. Ведь эта женщина высказала недоверие, точнее, неверие не только в меня. Она сказала о том, что простые люди, чьи-то жертвы, уже не могут рассчитывать на справедливое возмездие. Это было для меня, как ножом по сердцу. И я в запале пообещал, что буду искать убийц сам по себе. А если не найду, уйду из прокуратуры.
Он привлек к розыску ножа знакомых студентов, а также ребят из горноспасательной службы. И нож, на котором оказалось самое необходимое — следы пальцев Овчинникова, был в конце концов найден. Оставалось разыскать владельца ножа и его сообщника. Но тут снова началось постоянное запаздывание.
— Однажды даже так было. Мне нужно ехать брать их, а меня вызывают в городскую прокуратуру и дают взбучку за то, что медленно идет следствие! Я подключил к розыску тех (в прокуратуре и милиции), на кого мог положиться. И от них вскоре узнал, кто меня опережает.
И все же мешать Мешкову становилось все труднее. Документы он теперь хранил не в своем служебном сейфе, а в более надежном месте. В свои планы посвящал, тут я повторюсь, только наиболее доверенных лиц. И преступники, почуяв, что Мешков, действуя сам по себе, становится непредсказуемо опасным, принимают самое лучшее решение — уехать из Симферополя и отсидеться в какой-нибудь глуши.
Только они не учли, что Мешков, не связанный больше необходимостью информировать уголовный розыск о каждом своем шаге, получил самое главное преимущество. Те, кто мог навести на след убийц, зная, что Мешков ведет независимое расследование, не боялись быть с ним откровенными. Наконец, уже в цейтноте, к концу отведенного на следствие трехмесячного срока, Мешков узнал адрес тетки Лисуненкова, проживающей в Ташкенте. Где-то там, и только там, предполагает он, могли скрыться преступники.
По инструкции, конвоировать подозреваемых в убийстве должны четыре человека. Здесь же нужно было искать и задерживать.
— Ничем помочь не можем. Обращайся в милицию, — сказали в следственном управлении Крымской области.
В милиции Мешкову пообещали дать «максимум одного» оперуполномоченного. Назову его Витей Ивановым, потому что не могу скрыть, что он, хотя и помог Мешкову, но в решающий момент чуть не подвел.
Оставалось получить командировочное удостоверение и деньги. Не давали! По той простой причине, что не следовательское дело куда-то ехать, кого-то задерживать. Это дело оперуполномоченных. Мешков уже хотел ехать на свои деньги. Но тут его неожиданно поддержал прокурор области Николай Иванович Корнеев:
— Выписывай командировку на столько дней, насколько нужно. В случае успеха шли телеграмму. Встретим. Спеши. Срок истекает.
— Дайте хоть какое-нибудь оружие, — просил Мешков в милиции. Дали одному Вите Иванову.
— Не забудь взять двое наручников! — предупредил его Мешков.
Наручники для него, честно говоря, были куда важнее оружия.
Здесь пора сказать, что до учебы на юридическом факультете Московского государственного университета Мешков проходил службу на границе и получил хорошую выучку. Слыл мастером рукопашного боя. Потом, уже в Симферополе, занимался дзюдо, джиу-джитсу и каратэ, получил коричневый пояс.
В общем-то, он мог бы ехать и один. Но где бы он в этом случае взял наручники? Проблема обратной доставки убийц в Симферополь — в сроки, ограниченные рамками следствия, — была для него куда важнее проблемы розыска и задержания. По крайней мере, он так тогда считал. 36 лет — это все-таки такой возраст, когда накопленная опытность причудливо совмещается с почти мальчишеской самоуверенностью. Чего греха таить, Мешков был очень уверен в себе.