Ведун был "кормчим миров", привыкшим прыгать из одного мира в другой. Основной заботой его близких являлось его тело, особенно в первое время, когда он мог растянуться в поле со стеклянными глазами и лежать там до первых петухов. Пока учился контролировать свои путешествия, порой Велибора и в коровнике находили, и в царской уборной. Близким, особливо матушке, это весьма надоело, и однажды Радмила схватила своего отрока за руку, поджав от раздражения губы, поволокла в свои палаты. Там и научила его так нужным сейчас знаниям.
— Сын, я нашла средство, чтобы ты сам следил за своим телом и при желании возвращался в него без наших пощёчин и обливаний водой! Ну, срамно же царского сына из коровьих лепёшек вытаскивать!
— Матушка, меня выбрасывает из тела внезапно. Я же говорил, самому неприятно просыпаться в лесу или в уборной, — потупился Велибор.
— Вот и об этом мы с тобой тоже поговорим, — мать извлекла огромную книгу. — Итак, "кормчий" ты наш, во-первых, всегда держи при себе семена дурмана. Как почувствуешь, что отлетаешь, сожми их, это удержит тебя в теле. Во-вторых, в своём схроне положи золотую петлю, это нужно, если тело заблудится, вдруг далеко от тебя валяться будет.
— Матушка, уж я завсегда смогу вернуться в себя, петлю не надо, да и как её пронести в межмирье, я не знаю.
— Как пронести, я подскажу, а вот как зацепить ею тело — не знаю, не нашла пока ещё. Но петлю заведи, пусть себе лежит в схроне!
Петлю он протащил ещё тогда, причём вышло это легко и непринужденно, а затем рьяно занялся ликвидацией внезапных перемещений, сейчас ему и семена дурмана не нужны для контроля. Но вот как поймать тело без связывающей дорожки — не понятно…
Седмицу он искал по окнам своё тело, что-то толкало достраивать этот терем, и только положив последнее бревно и вставив последнее окно, он и увидел пустоглазого себя с верхнего этажа.
Разложив жертвенный костёр для Светлого бога славунов Сварга, Велибор приступил к ритуалу, действуя скорее по наитию, чем осознанно. После обычного обряда золотая петля вспыхнула ярким светом. Взяв её в руки, ведун почувствовал небывалую силу, ноги сами понесли его в верхние палаты терема.
Трижды он пытался накинуть петлю через портал — ничего не получалось, шла мелкая рябь, пустоглазое тело тупо шагало с грудой каменных валунов, даже не реагируя на происходящее. Каждый раз сопровождался неимоверными усилиями и потерей энергии. "Как же мне зацепить мою тушку?" — думалось Велибору. И вдруг лёгкий нежный голос матушки раздался прямо в голове: "Сын, отрубить дорожку между телом и душой может только смерть! Если ты когда-нибудь сделаешь это, случайно ли или в пылу битвы за душу, тебе понадобится веская причина вернуться! И да, придётся пригласить в терем смерть…"
— Приветики! — совсем рядом и уже не в ментальной голове раздался бесцветный голос. — Наконец-то тебе вспомнились слова матушки.
Лёгкая смерть стояла перед обалдевшим Велибором, всем своим обликом излучая "смертельное здоровье". В руках у пришелицы была длинная трубка.
— Огоньку не найдётся?
— Для Вас даже мухоморовка сыщется, — галантно повёл рукой в сторону вдруг появившегося стола со снедью ведун.
— Поди, для Любавки вываривал? — пошленько поинтересовалась Смерть
— Откуда ты знаешь?! Если забрала её, забирай и меня, мне тогда и не надо…
— Охолони! Тише, убогий, живая она, давеча с ней договорились подругами стать и союзниками, этот её коротконогий прихвостень запечатлел момент договора. Хорошая девка, а красиваяяя, жаль, всё равно помрёт! — при этих словах с бледного Велибора сошли последние краски. — Ну не в ближайшее время, но когда-нибудь. Все там будете, одним словом! — Смерть, эффектно закончив, взяла чарочку с мухоморовкой, опрокинула в себя как воду, вытащила ножку куропатки и, причмокивая, спросила:
— Так огонёк-то есть?
— Ах, да-да, конечно! Вот, пожалуйте, огниво заморское, поджигает быстрее, чем ладоши огневика, — суетливо поднёс огонёк вмиг ставший подобострастным ведун.
Смачно закурив, Смерть мечтательно уставилась в оконце, будто наблюдала забавные картинки жизни, а не тяготы службы пустоглазго тела Велибора. Смерть отложила наточенную косу, не выпуская трубку из правой руки, левой залезла в карман.
— На вот, активируй свою петельку, — в руке лежало обыкновенное яблоко, красное с жёлтым бочком. — Как съешь его, смело накидывай петлю на пустоглаза, а будешь тянуть, обязательно приговаривай: "Тёмномирая херня, уйди от меня", и так три раза.
— Обязательно приговаривать-то? Уж больно заклинание странное, — подозрительно приподнял бровь ведун
— Да, обязательно! Нам, Смертям очень скучно и грустно, хоть в чём-то мы можем отойти от канонов? Так что не нравится заклинание — пиши в вышестоящие инстанции челобитную.
— Да я хоть сумрак чресел лешего упомяну, лишь бы выбраться! — Велибор с готовностью схватил яблоко и собрался уже надкусывать, как вдруг безжизненный голос вернул себе его внимание:
— Постой, я хоть уйду, это же интимный момент, должен проводиться без свидетелей. И Любаве передай при встрече привет от "Аглаи", — Смерть лихо подмигнула, схватила свою косу, пыхнула дымком в лик ведуна и была такова.
***
Занималась кровавая заря, солнце над Снегирём охватывало землю в последний раз. Рабы Тёмной Царицы аккуратными рядами двинулись в сторону амбаров, где раздавали варёную на воде полбу с репой, обычную пищу для скота.
Пустоглазый Велибор не двинулся за остальными, он оставался у огромного валуна, не двигаясь. Его ни кто не хватился, рабы умирали почти каждый день. Они же нижние, даже разговаривать им царица не разрешала.
Тело стояло, подёргиваясь, будто его тянули на верёвке, затем резко выгнулось дугой, и яркий, стремительный луч света вонзился в голову "раба".
Глаза Велибора перестали быть пустыми и чёрными. Он очень глубоко вдохнул в себя воздух, выдохнул и пал оземь, закашливаясь. Дикая боль измученных суставов выворачивала изнутри. Несмотря на это, ведун поднялся и, хромая больше обычного, начал своё путешествие. Предварительно уничтожив маленькую записку ненароком оставленную Смертью:
"ОНА В АРАГОРЕ"
Глава 20
— Да пошли вы в мохнатую жопу лешего! Я костьми лягу, а не дам ей нырнуть в этот тухляк говённой тёмной царицы! — Шишок орал как потерпевший торговец, заслоняя маленьким тельцем вполне себе дееспособную ворожею.
Кстати, ни Василиса, ни Будосвим, ни, тем более, тело братца Велибора, не покушались на свободу выбора Любавы. Порыв лешачка был мгновенным, после услышанной возможности спасти душу Гостомысла. На подсознательном уровне верный оруженосец знал, не спасти ему свою ворожею! Вот как не крути, хоть ораву ипп пригласи, хоть Лукерью воскреси, а не спасти её, ежли его названная "матушка, сестра, госпожа" в эту срамную лужу нырнёт.
— Шишок! — голос ворожеи был спокоен и твёрд. — А ну-ка удаль свою молодецкую придержи, и отойди в сторону, когда взрослые разговаривают, вмиг у меня вспомнишь порку ежовой рукавицей!
В далёком отрочестве, Шишок, спасённый Любавой от унижений и нищеты, прикормленный щедрой рукой царицы Добронеги, пытался противиться обучению. Лень ему было иногда, да и девки пышные да пушистые вызывали больший интерес, чем наказы Лукерьи и других наставников. Вот тогда то и прошлась по заросшей лешаковской заднице ежовая рукавица ворожеи да с приговорами: " ах ты ж анчуткина жопа, вздумал Лукерью обманывать?! Лежать! Срамное, ты, место водяного!". И каждое слово сопровождалось впечатыванием в его несчастный зад игольчатой варежки, сидеть он потом долго не мог, а восприятие к обучению было восстановлено с неимоверной лёгкостью. Только в этот раз плевать было Шишку и на руковицу и на последствия. Онбоялся, нутро выворачивало от предчувствия беды! Да лешачок жизнь свою готов был отдать, лишь бы Любава не ныряла в то озеро!
— Делай что хочешь госпожа моя, но только я не дам тебе туда уйти, хоть убивай! — Шишок повернул голову к ворожее и ей пришлось увидеть неприкрытую решимость и огромный страх в его глазах.