Купалье не обмануло надежд. Десятки сердец забились разом, души слились в восхищении. Великое око небес — само солнце выкатилось из Навья. Словно устав от одиночества, оно разделилось на части. Вода усилила удивительное зрелище, добавив и без того сияющим частицам еще больше блеска. Как не поверить, что это рисуют сами боги? Ни один человек не выдерживал такого запредельного великолепия, оттого любовался им лишь сквозь прикрытые веки из-под приложенной ко лбу ладони. Солнце переливалось самыми разными цветами. Вот разошелся медно-рыжим внешний круг, чтобы выпустить охровое кольцо поменьше. Затем настал черед красоваться изумрудному. На его смену пришли голубой и бирюзовый. Гряду густой синевы сменила пурпурная кайма, а после — вихри агата. Части сходились воедино и снова распадались. Но великому солнцу не по чину слишком долго предаваться беспечности, оттого, немного позабавившись да натешившись на радость людям, оно сложилось воедино и в своем привычном величии, покинув воду, поднялось на небосклон.
Молодцы подожгли колесо и пустили плыть по реке. Тем часом девицы рассыпали цветы всех мастей и красок. Купалье подходило к концу. Вот только молоденькая ворожея того не ведала.
Милава продиралась сквозь лес, темный, дремучий. Казалось, что даже воздух в нем можно черпать ложкой — таким густым и затхлым он казался. Странно, но обычно даже самые древние деревья очищают его — и дышать становится легче. Тут же совсем другое дело. Ворожея протискивалась меж тесно растущими елями, осторожно отводя в стороны увесистые колючие лапы. Она не ведала, куда направляется, но внутри сидела твердая уверенность, что от ее прибытия зависит чья-то жизнь или даже несколько. Шла Милава долго, ощущая, что с каждым шагом ей становится труднее и ступать, и дышать, словно кто-то невидимый потихоньку высасывал из нее жизненные соки. А может, сам лес? Ноги будто погрязали в свинцовой жиже, а на плечи словно навалился пудовый валун. Девица поняла, что еще малость — и незримый нечистик опустошит ее полностью. Вот уже замаячил странный женский силуэт в черном балахоне. Милава толком не могла его разглядеть, но по спине заструился холодный пот.
Только бы не обернулась, только бы не обернулась… Иначе Милава погибла…
Ноги вязли все глубже, тело под невидимым грузом все ниже склонялось к земле…
Но вдруг сквозь густой воздух заструилось чудесное пение. В нем не жили слова, не существовали фразы. Это была даже не совсем песня, а лишь прекрасная мелодия, передаваемая ничуть не менее прекрасным женским голосом. Девица задохнулась от восхищения. Этот голос она узнает из тысячи тысяч даже спустя столько лет… Мама! Пение лилось и струилось. Стопы ступали все легче, спина распрямлялась, а страшный силуэт размывался. Голос не смолкал. Низкие и высокие звуки, тона и полутона сменяли друг друга так искусно, словно сплелись в волшебное полотно. Впереди замелькал солнечный свет. Силы возвращались. Наконец Милава сумела протиснуться меж последних грузных лап и вышла на опушку. Сердце затрепетало от радости. Эта была их с мамкой опушка!
Крохотный домик у самой кромки болота ничуть не изменился — сложенный из ладных крепких бревен, он, казалось, способен перестоять само время. Мама присела на корточки возле верного друга и защитника — волкодава Бутава.
— Мамка! — позвала Милава. Женщина обернулась — на ее лице заиграла улыбка. Она поманила дочь. Ворожея, ощущая себя трехлетней девчушкой, кинулась в распростертые объятия, но добежать не поспела — опередил пес. Быстро, но бережно он повалил молодую хозяйку на спину и принялся по-собачьи целовать. Огромный шершавый язык каждый раз находил кусочек лица, несмотря на шутливое сопротивление и отчаянный хохот. Неожиданно Милава отчетливо поняла: что-то не так. Бутав отстранился — и ворожея с ужасом увидела, как хвостатый друг меняется, рыжеет, приобретает очертания волка. Хищная пасть скалится, промеж огромных клыков протискивается язык, касается лица. Но это уже не радостное приветствие. Так пробует свою добычу хищник!
— Не-е-ет! — яростно забилась Милава и разомкнула очи, однако продолжала кричать, несмотря на рассеявшийся дурной сон: — Не-е-т!
С невероятным проворством ворожея откатилась в сторону и обернулась. Заместо желтых глаз гигантского волколака на нее глядели два бурых ока в обрамлении длинных загибающихся ресниц.
— Му-у-у! — ответила черная буренка и отворотилась от странной девицы. Ежели б ворожея переняла дар Кукобы, то без труда бы прочла мысли рогатой красавицы, что куда лучше пожевать прошлогоднее сено, нежели будить от кошмаров неблагодарных гостий.