Омела закружилась, изгибаясь кругом своей оси, и мигом взобралась на дерево:
- Только этого пока не троньте, его Госпожа искала. Спрошу-у-у-у...
Она оборотилась сухолетом. Запульсировала, задрожала, усиливая медуничный запах. И марево, что дрогнуло у кряжистого ствола, проступило острее. А беленицы вперились невидящими взорами в степняка.
- Помню-помню, - сказала одна, - протягивая к Дару руки тонкие, костяные. С когтями длинными, которые лишь у скотины хищной бывают. Не дотянулась, остановившись: - Роговлад. Я ж встречала тебя однажды в лесу этом. Звала...
Она скользнула по снегу осторожно. И тоже вот - без следа. Остановилась у самого лица, позволяя разглядеть себя:
- Что, не хороша?
- Хороша, - откликнулся Дар, - для беленицы. Или вот для того, кто не разберется...
- Ты бы тоже не разобрался, коль не наузы. Тогда вот маткина спасла, нынче - другая. Ворожебная, мощная. Бусы, что из рун носишь. Покажешь?
Она подцепила пальцами алой нити наузу, что повязывала нареченному Ярослава на запястье в день их сговорин. Да глазом окинула рунную цепь, что оставила ему старая крайя. И тут же отпрянула. А от мертвой кожи потянуло смрадом, дымом вот...
- Шлюбная науза, верно? Зря ты оставил свою ворожею, степняк. Сильна она, спасла бы...
И беленица обернулась к сестрам. Завыла голосом утробным, припоминая:
- Рунница, что у границы Лесных Земель...
И те вторили ей:
- Сильна! Сильна...
- А вот ты без нее - нет. И тогда...
Тонкая ладонь снова коснулась кожи, оставив на лице глубокую рану. Острые когти спустились ниже, разорвав мех тулупа прочного, коснулись груди:
- Сердце мощное, - удовлетворенно закрыла глаза беленица, - и бьется...
Она широко раскрыла глаза, выплевывая на белый снег только что выпитую кровь. Закашлялась:
- Я бессмертна, воин. Тот клинок, что ты вогнал...
Но Дар больше не слушал. Его сабля раз за разом рвала мертвую плоть, которой кругом него становилось все больше. А ведь это-то и хорошо, потому как Здебора оставят. И, верно, ему бы погибнуть среди всей этой мертвой белизны, если бы не давняя знакомая, что снова - на ветке:
- Се-е-е-стры...
И все-таки пела она дивно. Пригоже. Даром что голос тот не живой. А ведь и заслушаться можно...
- Се-е-е-стры!
Беленицы отпускали добычу нехотя, осторожно. И, все еще держа ее когтями длинными, останавливались. Взглядывали на ту, что уж не сухоцветом, но девой на ветвях сидела. И она перечила им:
- Госпожа не велела. Говорит, сама...
- А нам? - Та, что держала Дара у сердца, снова сжала когти. Отпускать добычу не хотелось. - Нам что?
- Войско. Степное и морское. Воины, которых много. Поспеть бы...
- Поспеть? - Сестры не разумели. - Чего?
- Госпожа говорит, коль не насытимся до сумерек, в них жизни станет многим меньше. Потому как войско мертвое встанет.
Гады заелозили под ногами, шипя на Дара. Уносили тела гибкие, аспидные. А с ними и запах приторно-сладкий. Ощеривались беззубыми пастями напоследок, да пробовали лизнуть раздвоенным языком. Страх тоже съедобен...
Только Дар не боялся. Не так.
И беленицы закопошились. Когти длинные доставали из плоти его, утирая алую кровь о белые платья. И глазницами - укором. Дескать, мы и так голодны. Поспеть бы...
Нечисть отступала в лес, оставляя воину истерзанное тело брата. Израненное, да только живое.
***
Пять капищ остались позади, и, стало быть, это - последнее. А после него можно снова в избу, к которой уж и привык. В спертый пыльный воздух, что нынче вдохнуть лишь за счастье. В тепло, пусть и несмелое. К людям...
К людям тут, среди погоста, мальцу особенно хотелось. Вот не любил он могильников - и все тут!
Нега снова выплюнуло на старую землю, что полыхала силой искристой. И хоть больше в ней было сумеречной, чернильной, да только и живой хватало. Как так?
Малец обернулся по сторонам. Может, Ворожебник обманулся?
А ведь нет: древнее капище и было... капищем. Вот только...
В самом центре земли святой, окруженный заснеженными камнями, стоял огромный исполин. Лицо резное, строгое. И усы густые спускаются, теряясь в снежной насыпи. Лоб высокий. Глаза...
Из глаз тех сила живая и лилась. И, видно, не смогли его унести с могильника, раз один остался. Потому как Огнедержец в кругу других живет, числом семь.
Нег направился к небожителю. Склонился, коснулся замерзшими пальцами камня старого. И удивился: тот не холоден. Живой словно бы. Значит, боги старые взаправду не покинули земель своих, пусть и говорит Богослав другое...
- Уцелел, - малец радостно улыбнулся, - значит, и мы сможем. С вашей помощью...