Огонь она помнила. Свежий, трескучий. И главное - ворожебный, не подвластный больше никому на земле людской. У того бы мальца и получилось потушить, если бы она сама не заперла пространство меж мирами, а так...
- Значит, ты...
Малец не отвечал ей. Стоял, понурив голову. Видно, не дураком был, раз понимал: не отпустит. Вот только как выбрался из подземелья?
И снова - молчание. Непокорность. Она уж и позабыла, что это такое. А он вот в храбрость играет. Стало быть, совсем еще юн, раз не может храбрость от дурости отличить. Отчего? Потому как и смерть разной бывает...
Она вот готова подарить легкую, если он расскажет.
Мнется-переминается с ноги на ногу. Понимает ведь, что деться никуда не сможет. А вот...
- Упрямый!
- Как есть, - откликается малец. Нег, кажется. Нынче ей видны имена людские, как и сила, что наполняет их. А этот вот силен. Ей бы выпить его, да только...
Торопится!
Потому как отпустила уже одного когда-то, а теперь ошибки за собою приходится скрывать. И Роговлад ценнее...
Кровь на запястье мальца открывалась легко. Как и в других местах. По всему телу. Главное, чтоб не скоро, потому как огневики упустят, а так...
Бурые капли стекали на снег, когда Чародейка уходила. А Нег лежал. Перед гаснущим взором скакали огоньки многочисленные, и каждый из них старался урвать больше. Вот ведь жирные твари! Он-то и поделился с ними, а они...
Глаза закрывались сами собою. И в сон тянуло нещадно. Только Нег разумел: то не сон зовет его. Откликаться на зов нельзя, потому как обратной дороги не будет. Стало быть, нужно ползти, пока хватит сил, чтобы потом, оказавшись рядом с другими, было не стыдно сказать, что не сдюжил.
Сдюжил! И стоял до конца!
***
Пространство за Негом закрылось, и Гай решился. Коль не приведет за этот час еще двоих, что остались в подземелье, ему не выдюжить. Сила нужна. И если идти за девкой, что наузы плести умеет...
Силы были на исходе, потому как та, что светилась огнем аспидным, делиться ими не могла уж: не оставили боги старые ей благословения. Ночница, что с нее... А ведь в былое мощной ворожеей была - Ворожебник чуял это даже сейчас, сквозь десятилетия. Растеряла, дуреха, или же... нет, пусть оставит при себе сердечные тайны. У Гая вот и своих хватает. Он и сам надурил, судить не станет. Руну пусть отдаст, большего не нужно...
Каменные стены снова поддались. И те, что скрывались за ними, откликнулись. Двое. Мужик молодой да баба. Помнится, Гай сам их свозил к Чародейке. В шлюбе, хоть и детей пока не приждали. Верно, потому их так долго и держали: силы много, а вот достать так, чтоб не по согласию, не выходило.
Девка, помнится, рудой была что сам Гай. Лицо рябое, простоватое. С широкими скулами, курносая. И губы колеру грязноватого. Не алые, только и не вишневые. Его бы и не потянуло к таким. А мужик любил ее - это чувствовалось. Хоть и пригож был, волосом светел.
И забрали-то их из села простого, где она за хозяйством ходила, а он - кузнецом. Верно, и дар в нем крепкий, самим Сварогом благословленный... А у нее - от Макоши, слабенький. В повитухи бы...
Те, что вспоминались Гаю, на голос потянулись сразу. Откликнулись. И спрашивать не стали, кто. Видно, разумели, что горше, чем на костре, быть уж не может.
Часу не хватало. Это ж если сквозь пространство их вести, то задолго выйдет. Вот Нег, малец шустрый, и тот с полгодины шел. Рыжий отпустил нить силы, что держала мальчугана на капище, да захлопнул дверь морозную. Протянул руку в подземелье, приказав:
- Хватайтесь!
И в его ладонь легла тонкая, рябая. А вслед за нею - широкая, светлокожая.
Снова хлопок, к которым Ворожебник уж привык. Да только на этот раз с хлопком тем и воздух весь из груди выбился, словно бы пнул кто его, Гая-дитятко, на выставе за воровство сапогом крепким в грудки самые. Вздохнуть бы...
Ворожебник задыхался, пока те двое выбирались, закрывая позади себя пространство. И тут же тот, что вышел после девки, сплюнул на грязный пол:
- Опять ты, Чародей! Гнусь поганая!
Он, кажется, замахнулся. И Гаю бы не увернуться еще от одного синца, если бы не Свят:
- Охолонь! И плеваться больше не вздумай! Что, не видишь: тут и так не прибирались давно. Сколько сидеть придется, неведомо. Не в свинарнике же... - И уже самому Гаю: - А вот ведь ты не только нас радушно привечал...
Охотник отошел. Поглядел на него из-подо лба. А вот в обиду не дал. Значит, уговорила его Заринка. Еще бы этих двух...
Ворожебник откинулся к промерзлой стене, не ощущая ни твердости ее, ни холода самого. Задышал. И круги, что поплыли было перед глазами, нынче стали светлее, а потом и вовсе рассеялись. Очиняет.