Палуба катергона была скользкой. Усеянная кусками льда и мелким крошевом из смолянистого дерева, она представляла нынче собою тысячу препятствий, которые Дару нужно преодолеть. И он шел вперед, пока дорогу ему не преградил высокий человек, облаченный в сизый мех.
Лицо его пересекалось плотными шрамами, что сплетались в грубые светло-розовые клубки рубцов. Один угол рта приподнят, рассечена бровь. В широких ладонях покоится изрытая зубцами секира. Всего один миг - и секирой этой он разрубает торс одного из нанятых моряков. Преграждает вход в коридор, за которым - каюта Ярославы.
Степняк скоро выхватил изогнутую саблю, что висела в ножнах. Замахнулся и с лязгом обрушил ту на изрытую сталь противника. Высеклась искра. А за нею отворилась первая кровь.
Воин грубо ругнулся. И наречие это, что узнал Дар, было почти тем же, что и у прибрежного народа. Стало быть, не легенда, не призрак он. Человек. А человека всегда можно сокрушить.
Дар снова замахнулся и бросился на единственное препятствие, что отделяло его от Ярославы.
***
Крайя вела носом. Запоминала.
Дорога, что вела их в Город Каменный, пахла обозами. Людьми чужими, да лошадиным потом. Околица Камнеграда - иначе. Хуже, зловонней. И к ним, запахам этим, примешивалось другое. Человеческое. Злоба и отчаяние, рожденные нищетой. А еще - страх.
Здесь же пахло и хворью струпной. Отчетливо, едко. И, стало быть, не только Светломесто пылает. А вот нитей силы, что тянулись по земле, в Городе Каменном было немного. И все холодные, отливающие светом болотным...
Закрытый взор обострил чувства, но этого и не требовалось: место, в которое привезли их с Заринкой, пахло сладко, медунично. И запах тот все усиливался.
Девку у нее отняли тут же. И, оставшись одна, Крайя отчего-то поняла: ей, видно, уж не выбраться отсюда.
Шаги отдавали гулким эхом, отбиваясь от каменного пространства, по которому ее вели. И камень тот был мертвым - Крайя чуяла это. Она раз разом, словно бы ненароком, касалась сухими пальцами холодной его поверхности. Снимала скользкую каплю и подносила к носу. Ближе, еще ближе. И... ничего. Все так же пахнет, как и наокол - сладостью, тленом.
Очередное касание закончилось для нее болезненным тычком под ребра, а после силовой кокон накрыл старую знахарку с головой. И за ним голос:
- Остановись, глупая. Это не поможет.
Молодой. Мужчина. И в голосе егоном чуется сила сродни ярославиной. Вот только внучка ее пахнет иначе. Домом и лесом, свежим летним полем. А этот - все так же, как и камень ледяной. Медуницей. И, значит, сила его не в знахарстве. И не в ворожбе. Тогда в чем?
Коридор, по которому вели Крайю, уходил все глубже под землю - уклон становился уж очень явственным, отчего знахарка несколько раз едва не упала, поскальзываясь на липкой жидкости, что тугим маревом стекала со стен. Но ее тут же подхватывали и снова подгоняли. Все тем же тычком, к которому она стала привыкать. И голос снова звучал:
- Вперед.
Слишком ровный, ненастоящий словно бы. Не окрашен эмоциями живыми, что переливаются на языке десятком интонаций. И, значит, его хозяин покрыт мороком, силою чужою. И души своей не слышит.
А сила медуничная начинала гудеть. Под ногами знахаркиными - о нее, видно, Крайя и спотыкалась поначалу. И чем дальше уводил ее тот, что был в мороке, тем сила эта поднималась все выше. Пока не охватила старое тело в тугой плотный кокон, не подчинила воле заемной. А потом и рук не понадобилось, чтоб вести ее. Потому как противиться колдовским эманациям Крайя не могла.
Дорога ее закончилась скоро, словно бы и не начиналась вовсе. Удушье отпустило знахарку, и кругом снова стало тихо, покойно. А повязка, что укрывала глаза, скользнула к ногам.
Крайя огляделась.
Темно. И холод такой, что пробирает до костей. А вот света нет.
Крайя прислушалась. Темнота не пугала ее давным давно - с тех пор, как она превратилась в ночницу. А вот холод...
Тот, что жил здесь, был не простого, естественного толку. Потому как светился нитями темными, зеленоватыми, что все больше отдавали антрацитом. И сияние их тусклое с появлением шагов тихих стало гореть сильнее.
А шаги все усиливались. Да и как шаги?
Мягкое касание чего-то к камню. Ритмичное. И... да, нечеловеческое. Потому как человек ступает дважды. И ритм этот постоянен, здесь же...
Лап было четыре - Крайя поняла это сразу. И касались они пола почти бесшумно. Осторожно. Так движется лишь один зверь...
Рыжая шкура появилась перед глазами знахарки внезапно. И не рыжая вовсе - все такая же серая, как и то, что кругом. А вот Крайя отчего-то разумела: перед нею - рысь. Поджарая, сильная. И грации ее хватит, чтоб отнять жизнь ночницы вмиг. А она вот все тянет, переминаясь с лапы на лапу, да протягивая к ней темно-зеленые эманации. Знакомые. И, верно, знахарка уже встречалась с мощью этой, вот только где?