В эти кровавые минуты Хан Степи великой, Аслан-Лев, потерял с десятка два бойцов. Оставил на пиках, ощерившихся во рве. Еще с десяток не уцелели от стрел огненных, что градом сыпанули с узких бойниц. И если бы не щиты...
Значит, так первый сын встречает отца родного?
Ров обходили долго, укладывая бревна широкие да теряя степняков одного за другим. Да только за спинами воинов степных были изогнутые луки со стрелами, что легко находили цель. И постепенно огненный град утихал, пока...
Сам Элбарс поднялся в высокую бойницу. Хан сперва не увидел - почувствовал сына. И не потому, что связь меж ними была крепкой. А потому, как собрались воины на стенах, да как снова стали падать верные братья по эту сторону белого камня.
Стрелы люто засвистели, и Аслан почувствовал, как одна из них легко оцарапала шершавую щеку. Знать, сам Элбарс ее послал: никто другой не говорил с колчаном так, как его сын. Никому не подчинялось короткое древко так рьяно, как самому Тигру Степному.
Ярость поднялась в Хане. А вместе с яростью и другое: жажда мести.
Взмах рукой - и в белые стены полетели огненные камни, что привезены были с Пограничных Земель. Послышался резкий гул и звук удара. И уже в следующий миг одна из стен задрожала, а по широкой белой глади пошла корявая трещина.
Посыпался камень, за которым стали слышны женские крики. И, кажется, дети завыли. Тонко, премерзко. И ведь в них-то Хан не метил, а все одно попал. Ждут пощады? Жалости? Степной Лев вспомнит о них, как только пройдет ворота...
Еще взмах - еще камень.
А в ответ - горящая смола с высоких бойниц. И по эту сторону воины тоже кричат от боли, срывая голос в нечеловечий крик. Знать, их не пожалеют, не пощадят. А ведь свои...
Облако из стрел столкнулось с таким же с другой стороны. И по обе части стены пал степняк. А запах гари усилился.
- Хан! - Один из тех, с кем Аслан ходил в походы с самой молодости, нынче кликал его. - Стена уступила, рухнула. Пробоина небольшая, да только если поднажать...
Хан кивнул.
- Распоряжения?
Аслан задумался. Еще с былой жизни помнилось ему, что Белый Замок хорош, но не крепок. И во внутренний двор попасть куда как легче, чем войти в Город. Стало быть, и Элбарс знает это. Сбежит? Лазутчики говорили ему о подземных переходах, что пронизывают Лесную Землю под старым городом. Те открывались что среди леса, что в деревеньках небольших. И ведь не найдешь ходов тайных, коль не знаешь...
Да только Хан отчего-то был уверен: Степной Тигр не бросит Княжества своего. Останется. Потому как стоять привык до конца, до смерти. И, стало быть, готов принять исход. Аслан задумался:
- Белый Город взять. Всех, кто не подчинится, убить. Тех же, кто склонит голову перед Великим Ханом, собрать вместе. Позже решу.
Он вспомнил сына. Как тот, еще младенчиком, был почти как он. Круглолиц и упрям. С характером хановым. С глазом раскосым, степным. Что ж сталось?
Воин кивнул, готовый исполнить приказ. Однако он не торопился уйти, да только и боялся задать вопрос, что так мучил его.
- Хан... - осторожно начал воин.
Аслан повернулся к нему в полуразворот, словно бы не желая слышать того, что хотел спросить у него степняк.
- Что с Элбарсом?
Аслан и вовсе отвернулся. В душе у него щемило. Болело так, что рана эта, казалось, уж не затянется никогда. И все же он не мог заставлять верного воина ждать так долго:
- Если уцелел, оставьте. Я сам с него спрошу.
И Хан скрылся в высокой палатке, что стояла в середине войска.
***
Заринка помнила, как Свят пытался защитить ее. Ухватился за лук, что нес с собою, да вздел стрелу. И ведь скоро так, а все одно - часу не хватило. Потому как Свят - человек, а Гай...
Нет, рыжий не был человеком. Или не совсем им. И ведь дело не в силе заемной. А в том холоде, что оплетал сердце. Его вот Заринка тоже различила. А ведь такое и скрыть тяжко. Темнел тот дырой аспидной, да словно бы проглатывал все что наокол. Чувства какие, желания. Мысли неверные...
Девка видала, как разноколерные ленты, вспыхивавшие в чародее, тонули во мраке холода. И ведь не скажешь ему о том, не поверит. А если и поверит, что тогда? Как остановить это? Как выкупить душу у мерзлоты?
Вздетая стрела тут же осыпалась на пол темной крошкой, а Ворожебник сказал, предупреждая:
- Оставь дурное, не поможет. Против моей силы есть лишь одна, студеная. Не тебе тягаться с такою.
И вокруг него всколыхнулось багровое марево. Лишь на миг, чтобы тут же погаснуть, провалившись в черную глухую дыру. Гневался. Только и гневу тому не долгий век отмерян...
А потом была дорога в Камнеград. И все - лесами.