Он, видно, и сам не понимал, почто палить люд честной в такой час - тут и так вымерло с пол села. Да только Богослав напугал селян. А еще рассказал о том, что в Камнеграде костры те пылать будут. И, стало быть, это верно, раз сам храм головной такое чинит.
- Богослав не жег костров в Светломесте, - отвечал Нег, снимая широкий, на подрост сшитый тулуп. - Службы читает да метки ищет. А как найдет - отправляет в Камнеград, на Суд Престольный. - Он сделал паузу, словно бы не зная, продолжать или нет. Но староста сам заговорил:
- В Светломесте хорошо - у вас целых две знахарки, что целить могут. У нас-то и была одна, да и та сгинула. Отошла в час дурной.
Нег кивнул. Поостерегся говорить об том, что ни одной знахарки в селе не осталось. Ведь если узнают здесь о черных метках, и вовсе с ума сойдут. А Негу еще к капищу надобно, силу сыскать...
- Да ты садись, - приказал староста, - поешь. Спать у меня на сеннике ляжешь. Утро вечера мудренее. А там с обозом и пойдешь к батьке, коль застанешь его. Говорят, замок воеводов пылает. Не место там мальцу...
И мужик поставил перед мальчуганом краюху хлеба, что пеклась дня два назад. Да оставил жбан молока. Видно, сама хозяйка избы струпьями зловонными покрыта, раз у старосты такой нехитрый ужин. А, может, и вовсе уж на погосте старом лежит.
Спать ложились тут же, в горнице. Стлали сенники подле печи беленой, да укрывались тулупами - покрывала сожгли вместе с ушедшими, потому как в жиже черной они были. И ни травами, ни водою не вывести было того запаха.
Спал Нег тревожно, рвано. Силился видеть кузню, в которой огнем пылает сила невиданная. Да только все снилось ему село родное. И мамка с тятькой названные. И уж на исходе ночи, когда небо еще было чернильно-синим, Нег отважился.
Огляделся, спит ли староста. И, когда уверился в том, слез с сенника. Выскользнул во двор, оглядываясь по сторонам, да прошел к околице. А ведь и псы дворовые не залаяли - знать, зараза та не только людей косила.
Дорогу к капищу узнал скоро - воздух кругом земли святой дрожал серый, густой. И пахло здесь ровно так же, как на светломестском - тленом и покоем. А снега намело почти по колено, отчего идти было тяжко, холодно.
Снег попадал за отвороты сапог, холодя ноги, и Нег заставлял себя идти дальше с нечеловеческой силой. Он не просто боялся - страшился до жути. Да только ведал: уж как не придет, не сыскать ему покоя ни на земле, ни на небе.
Воздух над холмами был прозрачным, тихим. И Нег с огорчением понял: это капище нетронуто силой. Значит, искать нужно в другом селе. И, стало быть, снова в путь...
Возвращался в избу мужика низкогорского с тяжелым сердцем. А как дошел - и вовсе обомлел.
Староста ждал его у самой двери. А с ним - и мужиков дюжих с десяток. И все с оружием, с сохами. Да только дерево с железом пугали мальца всяк меньше диких от страха глаз.
- Стало быть, сын Вацлава? - С ненавистью спросил староста. - Я сразу понял, что тебя нечистая принесла, но чтоб на капище...
Нег не разумел, что случилось.
Мужики накинулись на него, и детское тело ощутило с десяток тумаков, среди которых несколько - с силой тяжкой.
И Нег заплакал. Заревел, как дитя. А там и вовсе сдался, когда расслышал:
- Обоз отвезет тебя мимо вацлавового замка в сам Камнеград. На Суд Престольный, как и завещал Богослав. И пусть там определят, чьим ты сыном будешь...
Глава 9.
В покоях Элбарса пахло сладко, и запах этот кружил степняку голову.
Госпожа - его госпожа - была им довольна, отчего туман вокруг разума становился чуть тоньше, а мысли - живее. И ведь хорошо вышло, что отец, сам степной Хан, остановил войну. Как и согласился взять за честь ущемленную дарами дивными. А уж их в сокровищницах Белого Города было не счесть.
И Нарима, эта тонкая дева из прошлой жизни Элбарса, тоже возьмет дары. Забудет его. Или сделает вид, что забыла. Затаит в сердце злость, обиду непрошенную. И, если повезет, ее отец снова принесет в шатер семейный благую весть о том, что дочь его сговорена.
Элбарс откинулся на шелковые подушки, что воздушным пузырем покрывали изголовье кровати, и с наслаждением закрыл глаза. Она, его огненная дева, обещалась лаской одарить. Не обманет.
И, значит, нужно всего лишь закрыть глаза.
Веки смежились скоро, а медуницей запахло еще явственней. И в медунице той ему явилась его красавица. Снова в танце дивном, где каждый изгиб тела - обещание, а легкое касание - экстаз.
Элбарс ведь никогда не взял в набеге лесной девки. Все верилось ему, что так поступать не можно, это не по чести. А теперь вот он и рад был своей чистоте, потому как и сравнить его красавицу было не с кем. Все впервой, все в сладость.