Вот только старый Абу, что песни пел, нынче мертв. А за ним и Нурлет. И только друг их верный, шаманом прославленный в Степи, поруч. А он, Хан, знает мало об обрядах. Правда, обучил его однажды сам Абу молитве древней. Наказал взывать к Шатру Подземному лишь тогда, когда и другого не останется. Предупредил о цене высокой. Какой? Бог сам спросит, когда час придет.
И час, видно, пришел, потому как терял Хан не просто сына любимого - будущее рода растерять боялся. И страх подгонял его, верными степняками провожаемого, к дверям покоев, в которых ныне правитель Белого Города, а в прошлом Элбарс-Тигр, почивал.
Ждали долго. Пока резко пахло медуницей, войти не решались. Уж Хан понял, что это не к добру так сладко тянет. А потом, когда приторного аромата туман рассеялся по-над полом, решились.
Стража, что стояла у покоев, сложила головы быстро. И жалко было Хану своих воинов бесценных, да только понимал он: не сдадутся они, кровную клятву оберегая. А, значит, одарить их скорой смертью - лучшая из наград.
Дверь поддалась не сразу, и с ней пришлось повозиться. Но, в конце концов, створка тихо скрипнула, и Аслан увидел спящего сына. Правда, в то, что Элбарс спал, он не верил. Чело и лик сына-Тигра были белы, как мел, а глаза, скрытые веками, метались с яростной силой. Первый сын Хана был неспокоен. Сжимал кулаки мощные, а потом пропадал в сон. И снова метался.
Раз за разом...
За окном начинал брезжить рассвет - время было на исходе. Видно, потому дарившая медуничный запах и покинула его, что уж не опасалась вероломства. И, стало быть, Хану надобно поспеть.
Воины остались за дверью охранять покои. А сам Степной Лев вспомнил то, о чем уж и не надеялся когда-либо говорить.
Молитва казалась грубой и резкой, и слова заученные срывались с губ остро, словно бы не желая быть произнесенными. Травы степные жглись прямо тут, на шкурах. Огонь дрожал, боясь возвращения ворожбы лесной, да только с каждой минутой, как старый бог слушал молитву ханову, тому становилось спокойнее, уверенней.
Степная плоть ложилась кругом сына ханова. И все то, что когда-то стало для названного Ашаном сына проклятьем, для первого дитяти просило прощенья. Залогом тому - кровь золотая, светом божественным одаренная.
Знал ли Хан, что отпрыск его, верный Тигр, не очнется, пока тело его не принесут в Степь? Знал. Как и то, что бог старый потребует за клятву такую цену непомерную. Да только столкнувшись со злом лесным, Аслан-Лев впервые осознал: он готов заплатить любую цену, потому как на кону не просто власть над Землями Степи да Лесов.
На кону сама жизнь.
***
- Мечи! - Приказал Орм, и в ладони Дара мгновенно оказалась сизая сталь.
Степняк крутанул оружие кругом своей оси, испытывая его на балансировку, и недоуменно поднял глаза.
- Привык к лезвию южных мастеров, над которым поет не только огонь жаркого горна, но и девы, что наделены ворожбой редкой? - Островитянин откровенно усмехался. - Здесь, на суровой земле, руда достается воинам тяжко. И плавится с неохотой, не желая подчиняться что огню, что слову ворожебному. А ведь и наши девы многое могут. Веришь?
И, словно в подтверждение слов островитянина, позади Дара запели литавры. Все те же, что и на судне. Белесые, обтянутые прочной сизой кожей в костяной оправе. Гулкие.
И воздух, что дрожал от огня очага пламенного, замер. На миг всего лишь, чтобы тут же всколыхнуть что пространство само, что воинов статных. Пройтись по залу волной прочной и остановиться у дверей. Вздыбить шерсть на спине медведя, пробуждая того ото сна. И коснуться рогов оленя. Пробудить лиса, а за ним - птаха.
- Они досмотрят, чтоб слово исполнилось. И отдадут победу в руки достойного.
Дар обернулся. Его ворожея испуганно жалась к степнякам, что окружили ее плотной стеной. Стало быть, останутся подле нее и дитяти нерожденного до последнего вздоха. Да только Яра напугана. Озирается кругом, вздрагивая от каждого нового удара, да все на зверей живых таится. А ведь те и вправду живы...
Рев медведя оголил широкий проход, занятый островитянами. И теперь Дар с Ормом смогли двигаться свободно. Степняк бросил еще один взгляд на свою ворожею. Может статься, что он больше не увидит ее, и тогда ему бы запомнить что глаза эти зеленые, что темный волос. Округлую уже фигуру, в которой...
Дар не поверил своим глазам. Думал, померещилось, но нет, это не морок.
Она, его маленькая женщина, лишь выглядела крошечной да слабой. С полной луной под тулупом, руками тонкими и такими же чертами лица. С губами алыми и детским, невинным выражением лица. А вот пальцы...