- Пусть останется здесь. Даю тебе слово, с женой твоей ничего не случится. Пойдем!
Он проходит по людской улице, среди которой десятки глаз глядят на него с недоумением, и лишь тогда, когда они с Даром оставляют позади себя последнюю избу, рукой указывает в сторону высоких деревьев:
- Я отведу тебя к нему, степняк. Только он больше не зовет себя лесным назвищем. Ненавидит тех людей больше моего. И, стало быть, меч тебе еще сгодится.
***
Хан разумел, что у него - лишь день. И коль не поспеет он до прихода ночи...
В воспоминания тут же ворвался тяжелый медуничный смрад, а в углу покоев сгустился туман. И если все так, как он думает...
Бахсы собрались в Белом Зале и уже ждали Хана-Льва вторую годину. Но тот все не шел. Отчего? Помнится, старый Абу говорил, что рыбу, пойманную у самого Южного Моря, нужно есть с головы. Вот только голова ль - Белый Зал? Аслан сомневался, а оттого и воскрешал в памяти вчерашний день.
Наступление, ворота Белограда, на которых кривою трещиной - след камня с Пограничных Земель. Чем тогда пахло? Сладко? Верно, нет. Потому как он, Хан Великий, в сраженьях провел не одну простую жизнь. И тогда, знать, отличил бы запах гари от того, другого...
Вспоминал и улицы Белограда с их запахами. Люд простой. И снова дым, а в лужах - кровь. Горькое с соленым. А вот сладкого - нет. Тогда где?
Верно, в Белом Зале. И, стало быть, нужно спуститься. Вот только чутье, что еще ни разу не подводило Хана, удерживало его здесь, в покоях Элбарса. А чутью старый Лев привык верить...
Прилечь на ложе высокое, утонуть в шкурах ценных, да прикрыть очи. Они и просят покоя после ночи бессонной. И стоит лишь поддаться...
Ложе широко, а мех дорогих шкур тепел и мягок. И глаза смыкаются на миг. А Хан замирает. Неужто ошибся?
Минута покоя и... вот оно! Ненароком поначалу, осторожно. Исподволь. А вот и тянется тонкая нитка силы, что пахнет медуницей, к руке расслабленной. Трогает пальцы осторожно, обвивает запястье.
И прозванный Львом решается. Охватывает пальцами тугое варево да раскрывает глаза. Потому как если б тот, что наводил морок на него, ведал о подарке Абу, тогда знал бы, что резной амулет с грудинной маткиной кости, спрятанный под платьем, морок этот отведет. И, помнится, не все бахсы поняли подарок Абу. А вот матка завещала: после смерти кость забрать, почто она уж ей? Остывшее сердце не укроешь. А вот сыну сподобится. И верно. Степная ворожба горела, пылая жарко, да не просто опаляла густой седой волос на груди, но заставляла тот жечься, обдавая паленым смрадом.
А нитка вот стала виться в ладонях. Ускользала, опасность почуяв. И будь Хан чуть менее проворен, так и случилось бы. Да только любопытство и силы, еще по молодости собранные, не подвели. И потянул-ухватил Степной Лев медуничную травинку, за которой - в высоком жбане у самого окна - покоилось кольцо самоцветное.
Пригожее. Живое словно бы.
Золоченый бок поблескивал в лучах утреннего солнца, а яркий изумруд притягивал взор так, что... нет, не глядеть! Только на оправу! А та - мала. С мизинец ханов. И, стало быть, Аслан имеет дело с мужем хилым или же с девой. Вот только с кем?
Ответит. Позже. Найдет чародея и спросит у него за все. А пока...
Бахсы явились на зов Хана мгновенно. И в барабаны забили скоро. Песни степные запели, оставляя подле кольца подношения богу старому.
Золото и кровь живую, собранную поутру у скотины домашней. Меха...
Старый бог ценит добро людское. Как и тепло. Потому как Подземный Шатер столь велик, что сколько золота и света в него не снеси, а все пусто будет. Только света вот добавить надобно...
И тогда бахсы жгут огонь священный, что забирает и кровь, и дары дивные. А кольцо остается, только вот больше не светится бликом предивным. И Хан разумеет: медуница уйдет из Белограда. Как уйдет и он. Поутру. Оставив наместником верного брата.
А чародея найти надобно. Без того старый бог не пустит душу Элбарса на землю. Зароком - слово. И его Хан держать умеет.
Значит, Камнеград? Верно, так, потому как за ним - лишь Соляные Копи. А в них зло не меньшее. И если Каменный Город не раскроет секретов чародея, Аслан забудет о сыне-Тигре, передав Степь другому, Волком прозванному. А все с того, что в Копях Соляных он потеряет многим больше.
***
Каменный Зал был велик, красен и блестящ.
Прямо перед Заринкой покоился на постаменте высоком трон резной из камня красного. Да не простой, а вырезанный мастерами редкими так причудливо, что каждый завиток, каждый изгиб казался живым. А уж каменья...