***
Островитяне отплывали на рассвете. И суден нынче шло не три, а с полдесятка. Вот только катергонов среди них не было. Два драккара, остальные - снеккары. И все украшены головами зверей причудливых, да щитами...
Тот, что нес Ярославу, звался "Драконом ветра", и островитяне верили: зубастая пасть говорила что с ветром северным, озимком прозванным, что с морем своенравным. Стало быть, ведала их язык, раз волны подчинялись наказам...
Говорили, шторма обходили то судно стороной, и морская армада с легкостью шла по путям, где гибли другие.
Орм вел за собою "Морского льва", грозно ощеривавшегося на врага. Словно бы живого. И, верилось, судно то и вправду было живо. Не подпускало к себе капитана другого, оставляя того в открытых водах, потому как на острове все верны единому Хедвингу...
Морская армада поражала Ярославу свирепой мощью, да только все в ней сжималось от предчувствия, что они идут не просто к Камнеградскому Княжеству. Но к последнему пути, где уцелеет не каждый.
Она глядела на мужа, что стоял на самом носу корабля. И сердце ее испуганно трепетало. Тяжкое предчувствие заставляло нутро съеживаться, и однажды ночью она не выдержала, запросившись со слезами в голосе:
- Давай останемся, Дар. Среди островитян, как сделал когда-то твой брат. Остров велик, и затеряться в нем не тяжко. Поставим крошечное халле у самой воды. Из дерева сизого, что ощеривается листьями-иглами на чужаков. Да только мы не чужаками к нему... Серед горницы очаг запылает, как у Здебора. Древесина прочная, тепло сбережет. Я ж и своим делиться стану. Научимся ловить рыбу и разводить скот. Я нарожу тебе сына, и...
Ярослава плакала, предчувствуя, какой ответ даст ей муж, а все ж надеялась. Отчего-то девки лучше мужиков понимают: все самое важное в жизни - поруч. И не стоит оно ни одного-то алтына. Разуметь только это надобно...
Но Дар отчего-то не давал ей закончить. Он нежно обхватывал свою ворожею теплыми ладонями, и, покрывая ее лицо поцелуями, отвечал:
- Тебе ж ведомо: не за алтынами я, не за властью. И Камнеград, что опустеет, мне не нужен. Как и Степь. Хан знает это, потому и не боится, что с братом названным спорить за Шатер Великий стану... Покоя хочу, жизни вольной. С тобою и малечей нашим, а там... говорят, люди Лесов плодовиты, - он улыбается на яркий румянец нареченной. Целует нежно в губы, словно бы подтверждая слова свои. Становится серьезным: - Только не добыть мне покоя, пока не отвоюю его. То моя война, ворожея. Моя, и ничья больше. И не смогу жить дальше, зная, что не принял вызов. Да и тебе жизни не станет. Стало быть, предрешено все...
Ярослава замолкала.
Разумела степняка, хоть и не была с ним согласна. Напоминала себе раз за разом, чему учила ее Крайя: нареченная пойдет за мужем, куда б ни позвал. И она шла за ним, разглядывая того издалека.
Нынче же рядом с Даром ежечасно был Здебор, и это немного успокаивало Ярославу. Отчего-то оба брата казались друг подле друга чем-то правильным, целостным. И ворожея надеялась: в том их спасенье.
Она так увлеклась своими наблюдениями, что не заметила, как к ней подошла Хельга:
- На палубе холодно и сыро. Тебе бы укрыться, ворожея, - она проследила взглядом за взором Ярославы, и тихо проговорила: - Ты ведь тоже чувствуешь это?
Яра удивленно вгляделась ей в лицо, но островитянка по-прежнему казалась невозмутимой. И только прочно сомкнутые пальцы на эфесе сизого меча выдавали в ней настороженность:
- Когда на нашем острове нарождается дитя, ему судьбу пророчат. Бросают кости птичьи, да малюют знаки. И по сложившемуся узору лесные ведьмы предрекают... что? Люди верят, будто бы правду. Мое вот... то пророчество прозвучало у самой люльки, что снесла матка к деве лесной. Говорила, стара та была, а оттого и почет особый имела. И алтынов затребовала за слова свои немерено, мехов дивных. Чтобы рассказать то, о чем матка пыталась забыть всю жизнь...
- Что рассказать? - Ярослава с надеждой глянула на Хельгу, но та лишь повела плечом:
- Война. И многим суждено будет остаться в Лесных Землях на веки. Я знаю, ты тоже чуешь это. Орм сказал, что ведьма...
Ярослава улыбнулась:
- Не ведьма, нет. Я знахарка, что всю жизнь лечила людей травами. А теперь вот - ворожея, отчего-то выбранная богами старыми. Не мне то было решать, не спрашивали...
Хельга не ответила. Она глядела на своего мужа, и не узнавала его. Таким он казался впервые. Словно бы ожил. И то могло бы радовать ее, если б не предчувствие дурного, что снедало островитянку изо дня в день.
- Пойдем, - сказала она Ярославе, - я расскажу тебе кое-что.
- Что? - Не унималась Яра.