Ярослава соглашалась: дитя. Потому как незачем ему терзать душу страхом ееным. А вот Хельгу придержала. За руку. И взмолилась тихо:
- Раскинь кости.
Островитянка обернулась на мужа с Даром, что снова ушли к носу судна. И опустилась подле Ярославы:
- Я не ведьма больше. Не такая, как все. Потому как порочна стала, познав мужа. И взгляд мой закрыт богами как кара. Кости больше не слушают...
Она силилась сказать что-то еще, но Ярослава не желала слушать. Теребила руку свояченицы да заглядывала в глаза:
- Я ж не о себе прошу, о другом...
И та, задумавшись на миг, опустилась у ног ворожеи, чтобы, достав из волос несколько косточек, протянуть их девке:
- Держи. Согрей. Старая ведьма говорила, будто мерзлые кости одарить нужно, напоив теплом. Тогда и заговорят...
И Ярослава постаралась. Сомкнула ладошки кругом белесых тонких косточек, что кололи ей кожу, и стала ждать.
- Что знать хочешь?
Ярослава задумалась. Вопросов в голове родилось много. Ее тревожило дурное предчувствие, что шевелилось в душе всякий раз, как взгляд ее натыкался на мужа. Неизвестность. И страх за дитя. Да только о них Хельга не расскажет. Не сегодня - Яра разумела это. Тогда о чем? И она внезапно вспомнила о старой Крайе, что оставила в Светломесте. Запросилась:
- О знахарке одной.
Хельга бросила кости на сухое дерево корабля. Склонилась над ними, тронула осторожно рукою. И снова собрала в кулак, предложив Ярославе:
- Грей! Холодные!
Ворожея удивленно глянула на островитянку, еще сильнее сомкнув ладони. Разжала. И те, отчего-то ослушавшись ее, не долетели до палубы, остановившись на густом мехе шкур.
Они лежали поверх ворсинок неодинаково, коряво, отчего узор складывался предивный. А может, у нее и не вышло ничего? Ярослава не разбирала. Вот с рунами - другое дело. Ворожея разумела их язык, хоть и не училась тому никогда. Кости же...
Яра глянула на Хельгу. А вот она, похоже, понимала язык мертвых птиц. Да только отчего-то говорить не торопилась, снова пытаясь собрать белесые частички в ладонь.
- Погоди, - остановила ее ворожея, - что там?
- Не разумею, - откликнулась островитянка. - Видно, и правда старые боги прокляли меня. Кости молчат. И узор будто бы складывается верный, а вот словно бы все за завесой. Думаю, в беде твоя знахарка.
Глава 2.
Чародейка помнила, как желала отринуть мир мертвых, а потом так же - мир живых. Понимала ли тогда, что это значит? Верно, нет. Хотя... даже если бы и знала, не отказалась бы от своего.
А потом стало ясно, что нужно запереть и миры богов, потому как те снова бросят ей в лицо горсткой искр слышащих, что наделены силой небожителей. И, может статься, что в один день силы той хватит, чтобы отобрать у нее то, ради чего она заплатила непомерно высокую цену.
Да только завершить обряд раньше положенного часу нельзя, потому как из Лесу Симаргла она ждала монисты. И если запереть Гая в том лесу раньше срока, фермуар останется вместе с ним, похороненный под клоками тумана смрадного.
А вот подготовить обряд нужно уже сейчас, потому как закрывать пространство тяжко. И если не поспеть вовремя...
Последняя булла, ушедшая в землю, вспыхнула зеленоватым колдовским огнем. И, затушенная свежей кровью, тут же погасла. Лишь подрагивала силой чародейской, дожидаясь, когда к ней покличут.
Осталось дождаться Гая, уж он не должен подвести. Не зря его отыскал Путята, указывая на редкий дар воровства. А ведь он, глупый, верил, что нужен ей как Ворожебник.
Чародейка засмеялась. Нет, ворожебникиз Гая тоже вышел знатный - не просто так отводить глаза умел еще с детства. Вот только и на ворожебников у Чародейки были свои планы. Не желала она оставлять подле себя даже крохи той силы, что отдали боги. И, стало быть, Гаю так или иначе суждено помереть...
Только вот его все нет... А ведь могила, в которой она ждала его, полыхала огнем разкоколерным, сообщая хозяйке: жив пока твой услужник. И отчего не торопится - так это ему, окаянному, знать.
Колдунья переступила с ноги на ногу, силясь вглядеться в темноту. А ведь там, в глубине старой земли, тусклым светом горело с десяток огней - душ заблудших. И они-то ее помнили, хозяйкой своею чтя. Стало быть, донесут. И если Гай не явится с минуты на минуту, землю нужно будет закрыть. К булле воззвать, завершая обряд. Забыть о силе, что в монистах таится, и успокоится: теперь весь этот мир - ее. Но фермуара хотелось...
Внизу, под сапожками, что-то закопошилось. А за ним потянулись клочья тумана. Смрадного, стылого. А за туманом и голос возник: