Только в прошлый раз то чародейство шло от нее, ведьмы окаянной. И если теперь прознает о нем...
Гай задумался. Прознает ли? Стало быть, если не рискнуть...
Покосившаяся изба приняла дитя свое с удовольствием. Где-то в темной горнице, будто бы внутри горнила печи, словно бы зазвучал голос утробный, приветствуя рыжего. И, значится, круг обережный держался. Взор отводился знатно, потому как и сам Гай с трудом нашел вход.
И уже поутру, когда шепот небожителей стих вовсе, Гай испробовал силы своей, приказав тому, что откликнулся первым на зов:
- Небесные Чертоги заперты. - И следом, прокладывая путь колдовской, - Вперед! Ползи!
***
У ворот Камнеграда их ждали. Не так, как в Белограде, нет. С послами, в ценные шубы одетыми. Да с куличами, уложенными на скатертях белокипенных. С сундуками, гружеными что золотом причудливым, что каменьями лаловыми.
Улыбались. И за улыбками этими, в которых губы дрожали по-за усами пышными, прятали страх.
Аслан улыбался в ответ. Старый Хан был хитер, ему не жалко улыбки.
А послы просили его с отрядами лучшими в город. Дескать, сам Тур Каменный в честь гостей дальних велел пировать.
Хан соглашался.
Брал отряд из сотни лучших лучников себе в подмогу и шел в город, который не навещал уже много зим. А и по улицам широким, уложенным камнем ровным, народ встречал степняка с распростертыми объятьями. Правда, в глазах простого люда светился утробный ужас, но его приказано было скрывать. Оттого и старались склоняться перед гостями низко, чтоб глаза - долу. И что-то подсказывало Степному Льву: боялись здесь не только степняка.
Палаты камнеградские были велики - Аслан помнил о том еще с былых времен, когда юным Ханом войною в Лесные Земли ходил. Нынче же замок стал еще больше, еще богаче. Краше. Правда, камень его не белел, как в Белограде, но отблескивал огненно-рудым.
Камнеградский замок об осьми башнях горел колером дивным. Рябил. И где только минерала такого багрового нашлось? Хан дивился...
Он и сам не бедствовал, и богатства его уж не удивляли. А вот хоромы каменные, что в Степи не сыскать - это да.
Степняка тут встречали радушно, празднично. Словно бы и не стояло за воротами войска, готового смести что стены эти, что замок с людьми самими. И ведь знают: стрелы степные братья держат наготове. А вот выдержку имеют...
Снова улыбаются, скрывая за улыбками чувства истинные. Но Аслан разумеет все, отчего улыбается в ответ. Так же, скрывая помысел.
Хан подыгрывал боярам, пока они вели его коридорами длинными к головной зале. А там - сам Тур Каменный с Княгинею своею гостей степных встречали. И на лавки резные Аслана усаживали по правую руку от Князя Великого.
Хан склонил голову перед Туром, а за миг, подняв глаза, едва сдержался. Каменный Князь был не просто стар - ветх. Душа едва держалась в теле-сосуде, отчего-то не отлетая в Чертоги Небесные. И голову Тур держал уж не прямо. А ведь она, почти седая, нет-нет, да и склонится на худое плечо.
Как Аслан понял, что князь худ? Так шуба, что горностаем драгоценным обита, была ему непомерно велика. Оттого-то и выходило: Князь таял по-за болезнью, или по-за старостью... нет, за старостью не мог. Аслан вспомнил молодые зимы, когда Тур Каменный только-только Князем стал, да взял себе в жены степнячку. И было ж это, когда у Хана только Элбарс народился. И, значит, сам Тур немногим моложе его. Тогда что?
Аслан позволил глазам скользнуть по фигуре Княгини. Рыжеволоса, зеленоглаза. Тонка, что берестяная веточка по весне. И жизнью дышит, держа розовый румянец на щеках. Стало быть, это не степнячка. Не та. Тогда ж кто?
Спросить тут не у кого. А действо все длится, разворачивается. И, верно, нужно дальше играть.
Легкий взмах ладонью. И от имени самого Хана Великого преподносят Княгине в ларце, каменьями усыпанном, диковинную вещицу. Драгоценную. Пожалуй, единственную в своем роде, потому как старый мастер, что говорил с самоцветами да золотом, одинаковых вещиц в мир не приводил. И ведь каждая - пригожей других.
Степному Льву вспомнилось, как рдели от удовольствия его жены, получая в дар такую ценность. Как благодарили его на шкурах меховых, ластились. Среди любой степнячки дар такой казался самым желанным.
Гребень тот, что покоился в ларце, был южным мастером из золота отлит, да украшен богато. Вырезанные тонкие зубцы равнялись в рукоять, на которой нашлось место и крошечным южным птицам с длинными клювами-хоботками, и цветам причудливым, с которых те пили сладкий нектар. Поведешь рукою - затрепещут крылья тонкие, колыхнется нежный бутон. Запахнет дивно.