Она улыбнулась кротко. Словно бы и не сказала Дару ничего дурного.
- Другого. Лесного, - сдерживать себя становилось все труднее. - Здебора.
- А, этого... - Омела-Яра игралась. Кружила в снегу, пританцовывая. Да свивала кругом Дара ветки тонкие, что удерживали руки: - Этого сестры уволокли...
- Сведешь?
Воин чувствовал: еще мгновенье - и сил не останется противиться ворожбе темной. Потому как медуницей потянуло резко, приторно. А он не любил запаха того, разумея: в лютой стужи не место летним травам.
- Сведи!
- А-а-а, - омела пела с удовольствием, все ближе поднося лицо хищное к самим глазам Дара. И вот уж видел он, насколько она отлична от Яры. Глаза не зеленые совсем. С блеском огненным. А внутри - мрак. И он утягивает не горше песни самой, или вот медуницы. И руки... нет, ярины ладошки совсем другими были - Дар это помнил отчетливо. Живот...
Тут, вблизи, Дар видел зияющую дыру, что в брюхе омелы темнотой свернулась. А ведь тоже живая... по-своему...
Омела проследила взглядом за глазами Дара и рассмеялась:
- Негоже нам деток иметь, знал? Забирают право то сами боги старые. Не дозволяют. А ведь мы хотели б. - Она сбилась. И, подняв глаза к Дару, закончила: - только небожители не властны больше на Земле Лесной. Знаешь?
Если не знает, то чует. Потому как в другие времена не гуляло столько нечисти по лесу святому. И, стало быть, дурно все.
- Сведи к брату, - взмолился Дар. - Я ж обменяюсь.
- Чем... - не унималась омела, - разменя-я-я-ешься?
Жизнью своею. А еще...
Дар знал, что обещать жизни островитян нельзя. Потому как слово сказанное ложится в уши не только омеле, которую и обмануть-то можно, но и богам самим. Да только вот... она ведь и сама сказала, что заперты те нынче от людей. И тогда можно надеяться, что не услышат...
***
Пространство выплюнуло Нега на грязный снег, что был истоптан сапогом диковинным. Остроносым, которого не шьют кожевники лесные. И отпечатки точеные, что у самого следа оставлены металлом редким, говорили об одном: степняк рядом. Да и как иначе?
Кругом все пылало. И дым едкий, тугого черного колеру, набивался в глаза и рот. Горчил. А ведь он и не на капище еще. Мальчуган обернулся.
Как есть, позади него - колонны степняков, что скоро взбираются на стены каменные. С луками изогнутыми и такого же свойству саблями. С пиками...
Кони ржут. И страх их пугает Нега. Почто полез? Он-то и отбиться не сможет, если что...
Малец устыдился своих помыслов. Видал, как Заринка отдавала силу ворожебную рыжему. И ведь не проронила при том ни слова. А он! Еще в воеводы хотел, как папка...
Капище легло недалече. Старое. И, верно, ближе Ворожебник не смог его забросить, коль только так. А оно-то и лучше, что не сразу, потому как после пыльной горницы да едкого дыма студеный воздух заходил в легкие хорошо, благостно. И те с благодарностью заполнялись последней зимней свежестью.
Скоро весна. С нею - свои законы. И вот снегом уж не налюбуешься...
Нег осторожно зашагал в сторону гудящего места, где каждый камень говорил о покое.
Старый погост встретил мальца тишиною. И по-за светломестским разумел он: покой тот не к добру, потому как живое капище тоже живо. Коль говорить умеешь...
Камней поминальных тут было много, а вот тех, что с небожителями - ни одного. И тогда выходит, Ворожебник взаправду ведал, где нити искать.
Площадка, на которой прежде покоились каменные истуканы, не покрыта снегом. Зияет голой землею обиженно. И Нег только прикладывает ладонь к земле той, чтоб расслышать жалобу. Это ж почто ее так?
- Ни почто! - Отвечает мальчуган. Пожалуй, то выходит у него слишком грубо. Но ведь и ему нынче не разрешено жаловаться, так отчего ж ей? Но малец пытается смягчить слова: - То ж если получится у меня... у нас... камни вернем. И небожителей - тоже. Пространство отопрется, воротив все на свои места. И нужно лишь дождаться, откликнуться...
Земля откликается:
- Дождусь, что ж тут. Могильник? С нитями? Видала! Только почто он такому, как ты?
Нег разумеет, что говорить с землею - верный признак самодурства. Но иначе нынче - никак. Это ж если обойти все...
Он ступает на дорожку, что стелется под самые ноги. Благодарить не забывает что землю саму, что камни. Камни тоже вот словно бы живые. И не зря в то верят люди, что душа в них селится. Как есть, селится! Живет, дышит, и Нег слышит ее!
Место, что он искал, открылось отчего-то разом. И тоже дырою черною, что заполнена нитями живыми. Аспидными только, ядовитыми. С зеленым отблеском. И те зашипели разом на мальца незваного:
- Чего пожаловал?
Нег и ответил бы. Веселина вот всегда говорила, что он - малец со знанием. До других ставится с уважением. Только какое уважение силе колдовской? Верно!