- Это не открытие, - сказал Ведин. - О ракетах, которые наводятся таким образом, как пишут в этих письмах, я слышал уже давно. Это, по-моему, ни для кого не секрет.
- Верно, - согласился Коваль. - О снарядах, самонаводящихся по частотам радиолокационных станций, в Америке, например, открыто сообщалось еще в 1957 году. - Он вынул из папки лист бумаги, надел очки и прочел: "Американский управляемый снаряд воздух - земля "баллпан" фирмы "Мартин" имеет согласно сообщениям чрезвычайно простую систему самонаведения по сигналам неприятельских радиолокаторов, что позволяет его эффективно использовать для поражения разнообразных сухопутных и морских целей". Это выписка из американского журнала за 1957 год номер двадцать два, страница двадцать три.
Он вынул из папки еще один лист.
- А вот выписка из журнала за 1960 год номер одиннадцать. "Фирма "Авиацион уик", являющаяся главным подрядчиком военно-морского флота США, размещает заказы на изготовление управляемых снарядов "корвус" класса воздух - поверхность на 25 миллионов долларов. Система наведения включает в себя радиолокационный приемник на снаряде, самонаводящийся на частоты радиолокационных станций противника. Фирма "Дженераль электрон" разрабатывает вычислительную машину для определения ошибки системы наведения".
- Письмо написано на листках из школьной тетради, - продолжал Ведин, - и пером No 86 или похожим. Быть может, это проделка какого-нибудь школьника?..
- Хм. - Коваль вынул из папки еще один лист. - Вот выводы графической экспертизы. Перо не автоматическое, типа школьного No 86. Писал пожилой человек в возрасте за шестьдесят лет.
- Возможно, - неохотно согласился Ведин. - Но если даже это и пожилой человек, то скорее всего он шизофреник с манией преследования. Если бы это был человек, который самостоятельно пришел к открытию, сделанному задолго до него, если бы это был очередной "изобретатель велосипеда", то он не скрывал бы своего имени. Он бы обязательно указал фамилию и адрес. А главное, сообщил бы хоть несколько слов о том, как он пришел к этим мыслям.
- Едва ли это шизофреник, - возразил Шарипов. - При психическом расстройстве, и особенно при мании преследования, человек, который написал письмо, объяснил бы в нем, почему он не подписался. Было бы хоть несколько слово том, что его преследует американская или даже люксембургская разведка, или что его мысли подслушивают по радио, или еще что-нибудь в этом роде.
- Вот заключение эксперта-психиатра, - вынул Коваль еще один лист из своей папки. - Оно совпадает с мнением Давлята Шариповича. Эксперт считает, что письмо написано человеком психически здоровым.
- Я пока не вижу особенного психического здоровья в этом сочинении, возразил Ведин. - А чего стоят выводы экспертов-психиатров, да еще сделанные на основании одного письма, мы знаем... Единственное, что мне показалось здесь странным, - как-то непривычно в таком тексте звучит слово "акция". И еще - "радар". У нас обычно говорят "радиолокатор".
- Не знаю, - задумался Коваль. - Пожалуй, в этом отношении большего внимания заслуживают первые слова письма: "Мне известно, какой беспорядок имеется в штабах". Это очень перекликается с распространенным английским выражением: "Там, где кончается порядок, - там начинается штаб".
Коваль вышел из-за стола, тяжело шагая, прошелся по кабинету, посмотрел в окно, заслоненное высокими тополями, и снова вернулся на место.
- Так вот, - обратился он к Ведину, - иной версии, кроме того, что это написал шизофреник, у вас нет?
- Пока нет.
- А у вас? - спросил Коваль у Шарипова.
- Есть. Будем считать, - сказал Шарипов, - что письма действительно написал пожилой человек. Возможно, интеллигент, возможно, иностранного происхождения. Мне кажется, что этот человек косвенно связан с агентами, организовавшими радиопередачу. Краем уха он слышал о том, как может быть использовано знание частот радиолокаторов. Но вместе с тем человек этот сам не связан с радиолокационной службой, мало разбирается в этих вопросах. Совесть, или чувство патриотизма, или, возможно, обида, нанесенная ему агентурой или людьми, связанными с агентурой, заставили его написать письма. Но сообщить о том, кто он такой, он не может, так как каким-то образом сам замешан в этом деле. Это пока все.
- Так, - сказал Коваль. - У вас есть какие-нибудь возражения? спросил он у Ведина.
- Нет, - ответил Ведин. - Это одна из тысячи возможных версий. Или даже из десяти тысяч. Но я не вижу в этих письмах достаточных фактов, которые бы ее подтверждали.
- Хм, - нахмурился Коваль. - А у меня сложилась несколько иная версия. Мне думалось, что письма эти, возможно, написаны иностранным агентом с какой-то провокационной целью. Чтобы отвлечь от чего-то внимание. Но от чего именно, я пока не знаю... - он едва заметно усмехнулся. - Что ж, существует очень простой и надежный способ проверить наши версии. Для этого достаточно выяснить, кто же все-таки написал эти письма. - Он помолчал. - Так вот, дорогие товарищи, за этим я вас и вызвал. Задачка не из легких. Так сказать, не по арифметике, а по алгебре. Как говорят контрразведчики в шпионских фильмах, - со многими неизвестными. Но решить ее нужно.
"Кто нам скажет, мальчик,
Что в воде той было?"
подумал Шарипов, выходя из кабинета генерала Коваля.
Г л а в а д в е н а д ц а т а я, в которой Шарипову
построили сапоги
Более высокое положение! Пусть
мухи и мыльные пузыри летят вверх и
занимают более высокое положение.
Если бы на земле было побольше умных
сапожников и портных, свет бы стоял
чуть покрепче, чем теперь.
Г. Б е р г ш т е д т
Шарипов избегал встреч с Садыковым. И, как всегда бывает в таких случаях, встречался с ним чаще, чем можно было предполагать, хотя у них не было общих знакомых и работали они в областях очень далеких.
Он встречал его то на улице, то на избирательном участке, а однажды он увидел Садыкова на экране телевизора - показывали участников какого-то совещания не то торговых работников, не то местной промышленности.
И при каждом таком случае Шарипов вспоминал его не таким, каким видел его в прошлый раз, а таким, каким был Садыков в тот зимний день, когда он стоял перед столом Степана Кирилловича - пришибленный, худенький, маленький, а за окном падал на землю чистый, белый, пушистый снег.
Был ли он действительно так виноват, как ему казалось в тот день? У госпиталя дежурил Садыков. Но Шарипов хотел во что бы то ни стало сделать тот снимок, который ему не удался. Нужна была фотография графа Глуховского - он это понимал. Очень нужна была. Она бы и теперь пригодилась, если жив еще этот граф. Он снова забрался на чердак здания бывшей школы, превращенной в госпиталь для солдат армии Андерса. Сфотографировать графа ему так и не удалось. И когда он возвращался, увидел, как через боковые двери во двор вышел таджик в рваном халате и торопливо направился к ишаку, привязанному к забору. Шарипов подошел поближе, и тогда человек в халате прикрыл лицо рукавом и погнал ишака к выходу. "Хрр, - подгонял он ишака, - хрр". Это "хрр" и обмануло Шарипова. Он решил, что это не Глуховский - так мог покрикивать только человек, с детства подгонявший ишаков. Это и еще то, что он выругался по-таджикски, когда ишак задержался в воротах.
Он промолчал тогда о том, что видел этого таджика на ишаке. Коваль не простил бы ему, что он упустил графа Глуховского. Садыков был человеком новым, с него спрос меньше, и то Степан Кириллович предложил ему уйти в интенданты.
А ведь могло все случиться иначе. Если бы он сказал. Могло случиться так, что Коваль предложил бы ему, Шарипову, перейти в интендантство. А Садыков остался бы...
"Нет, - подумал Шарипов. - Я бы не ушел. Я бы ни за что не ушел. Я бы упросил Степана Кирилловича. Это единственное, о чем я мог бы просить даже на коленях. Но я промолчал. И не люблю вспоминать об этом".
Ну что ж, судя по тому, как выглядел Садыков сегодня, он ни разу не пожалел, что перешел в интендантство. Это был толстый, преуспевающий человек, самоуверенный и шумный, в пиджаке из серой шерсти, в кремовой крепдешиновой рубашке, в парчовой тюбетейке художественной работы. Большой начальник. Директор винсовхоза.