Выбрать главу

Да сохранит аллах нас и тебя от сомнения, и да не возложит он на нас того, что нам не под силу!.. Да не поручит он нас нашей слабой решимости, немощным силам, ветхим построениям, изменчивым воззрениям, злой воле, малой проницательности и порочным страстям.

Абу Мухаммад Али ибн Ахмад ибн Хазм

Ашурова смотрела на мулло Махмуда с выражением, какое бывает у целящегося комендантского взвода. Теперь он попался. Он сам захлопнул западню. Этот Протопопов из райфинотдела значительно умнее, чем может показаться. Непомерно высокий лоб, вместо того чтобы создавать видимость ума, придавал его худому, вытянутому лицу, обезображенному крошечными, далеко отстоящими друг от друга глазками, глупый вид, но он совсем не дурак. Мулло Махмуд утверждал, что не берет платы за лечение. Подсчитав его дневные потребности, Протопопов вынудил его сознаться, что колхозники приносят ему продукты питания в оплату за лекарства.

Но фокус состоял не в этом. Фокус состоял в том, что мулло Махмуд попался: он признал, таким образом, что занимается недозволенным лечением людей, не имея на то никаких прав.

Заведующая райздравотделом Ашурова уже давно добиралась до этого знахаря. Но его поддерживали в колхозе. Скрывали, что он занимается лечением, а сами брали у него травы, вероятно противопоказанные при их болезнях.

Пусть теперь попробует отказаться… Недаром она создала такую авторитетную комиссию. В нее вошел сам Маскараки, главный врач лепрозория, Протопопов из райфо и она, заведующая райздравотделом. Теперь она по-другому поговорит и со своим дальним родственником и однофамильцем — председателем райисполкома. Прямо на бюро райкома она расскажет, как коммунист Ашуров через своего дядю обращался к знахарю. Она не забыла, как Ашуров насмехался над медициной. А потом посылал за лекарствами к мусульманскому священнослужителю…

«Сам мулло, видимо, еще не понимает, что он попался, — подумала Ашурова. — Но этот колхозный счетовод, этот Саид Садреддинов с рубцом от кожного лейшманиоза, от пендинской язвы на грустном лице, уже понял. Ишь как он защищает этого знахаря. Ничего у тебя не получится. Протопопов просто молодец. А казался таким тихоней».

Они сидели на камышовых циновках, укрывавших глиняный пол в маленьком, покосившемся доме мулло Махмуда с потемневшими, никогда не беленными саманными стенами.

«А может быть, он и в самом деле не берет денег, — вдруг подумала Ашурова. — Уж слишком бедно живет. Как говорит пословица, когда мулло душой чист, у него и зубочистка чиста. Но дело не в этом. Дело в том, что он знахарь. И сам сознался. Протопопов молодец… Но почему Маскараки все время морщится? И молчит? Что с ним?»

— Что с вами? — спросила Ашурова у Маскараки по-русски: Маскараки понимал таджикский язык, но говорил с трудом.

— Изжога, черт бы ее побрал, — поднимаясь на ноги, ответил Маскараки. — Что бы ни съел — изжога. Как будто штык проглотил…

— Что говорит этот русский доктор? — спросил мулло Махмуд у счетовода.

— Он жалуется, что ощущает такое жжение в животе, как будто за обедом проглотил большой нож, — серьезно ответил Садреддинов.

— Почему вы не носите с собой соды? — с досадой спросила у Маскараки Ашурова.

— Сода уже не помогает. Я проверял кислотность. Был на рентгене. Думал уже, язва. Все в норме, но хоть не обедай…

— Скажите доктору, что от этого легко избавиться, — обратился мулло Махмуд к Садреддинову, — нужно пожевать пять зерен неочищенного овса…

— Я человек, а не конь, и овса не употребляю, — сердито огрызнулся Маскараки, не дожидаясь перевода.

— Принесите для доктора пять зерен овса, — спокойно, с достоинством предложил мулло Махмуд.

Счетовод вышел за дверь и сейчас же вернулся с горстью овса. Мулло Махмуд отсчитал пять зерен и протянул их Маскараки.

— Переведите ему, — обратился он на этот раз к Ашуровой, — что нужно взять эти зерна в рот и жевать их, глотая слюну, пока останется одна шелуха. Шелуху нужно выплюнуть. Это очень просто.

Не дожидаясь перевода, Маскараки уничтожающе посмотрел на мулло Махмуда, сунул в рот зерна и принялся их жевать. Все молчали.

— Помогло, — удивленно прислушиваясь к себе, сказал вдруг Маскараки. — Не знаю почему, но помогло. Прошла изжога…

Ашурова пожала плечами.

— Все это очень приятно, — сказала она сухо. — Но наша комиссия приехала сюда совсем не для этого. Значит, вы признаете, — в упор спросила она мулло Махмуда, — что занимаетесь лечением людей, не имея для этого ни соответствующих знаний, ни разрешения?

— Я даю свои травы только тем людям, которые не очень больны, — медленно ответил мулло Махмуд. — Только тем людям, которые держатся на ногах и ходят на работу. А в случаях тяжелых заболеваний я всегда советую обратиться к настоящим врачам. И они уж обязательно излечивают от любой тяжелой болезни.

«Он еще и насмехается», — с яростью подумала Ашурова.

— А ведь и в самом деле помогло, — вдруг повторил Маскараки. — Скажите, — с трудом подбирая таджикские слова, обратился он к мулло Махмуду, — этот ваш овес лечит или только приносит временное облегчение?

— Ин ша алла — если аллах соизволит — сначала приносит облегчение. А потом, если жевать его каждое утро на протяжении месяца, то и лечит.

— Никогда не слышал ничего подобного!

— Позвольте, — недовольно прервала Маскараки Ашурова. — Выходит, что вы прописываете больным травы без рецепта врача. А ведь среди них могут оказаться и ядовитые, — снова обратилась она к мулло Махмуду.

— Любую из трав, которые я даю людям, можно купить в аптеке. И тоже без рецепта врача. Но мои травы все-таки лучше, чем в аптеке.

— А чем лучше? — искренне заинтересовался Маскараки.

— Они свежие, значит лучше сохраняют целебные свойства, а главное, они вовремя сорваны…

— Что значит «вовремя»?

— Некоторые весной, некоторые летом, а некоторые осенью; некоторые на рассвете, некоторые в полдень, а некоторые и в полночь.

— Знахарство, — пренебрежительно отмахнулась Ашурова.

— Осенью или весной — это я понимаю, — вежливо заметил Маскараки. — Но неужели вы в самом деле думаете, что имеет значение время суток?

— Младший сын Саида, у которого я выгнал глистов, — сказал мулло Махмуд, и счетовод закачал головой, подтверждая его слова, — ходит в школу. Очень сведущий мальчик. И он рассказывал мне, что в школе их учили, будто бы растения дышат, как и мы с вами. Но днем будто бы они дышат одним воздухом, а ночью другим. Может быть, мальчик неверно понял своего учителя?

— Нет, это верно, — ответил удивленный Маскараки. — Но какие травы вы все-таки применяете? И как? — в голосе его слышалось нескрываемое любопытство. Он оживился и повеселел.

— Прежде всего джерабай, что означает по-казахски «целитель ран». Как говорил Шейх ар-Раис, эта трава лечит от девяноста девяти болезней.

— Кто такой этот Раис? — спросил Маскараки у Ашуровой.

— Все тот же ибн Сино, Авиценна, — презрительно поморщилась заведующая райздравотделом. — У нас на него любят ссылаться. Покажите нам эту траву, — предложила она.

Мулло Махмуд улыбнулся, вышел в сени и спустя несколько минут вернулся с пучком трав.

— Вот она, — сказал он, протягивая Ашуровой цветы с желтыми лепестками.

Ашурова, видимо, хотела сказать что-то резкое, но удовольствовалась тем, что сжала губы и приподняла брови, глядя на пол. Маскараки взял у нее цветок и размял лепестки пальцами — они сразу же окрасились в фиолетовый цвет.

— Да это же зверобой, — обрадовался он. — Гиперикум по-латыни. Его употребляют в научной медицине…

Ашурова выходила из себя. Сначала Маскараки, а затем и этот Протопопов, все время обращаясь к ней за переводом названий трав и болезней, торопливо записывали в свои блокноты рецепты старого мошенника. При этом Маскараки каждый раз прочитывал вслух свои записи, проверяя, не допустил ли он ошибки.