Остался на берегу лишь Лань Цхай-хэ. Он не торопился, однако и медлить не стал. Осторожно опустил на волны нефритовую пластину, и при этом она заиграла-засверкала серебристыми лучами. Нежно касаясь воды, пластина заскользила по волнам, унося последнего небожителя во дворец.
А в это время Царь-дракон восточных морей, потягивая вино, зорко следил-патрулировал выпученными глазами. Он умел замечать все, и от его взгляда не укрылось бы ничего ни в одном из четырех направлений. Его зрачки засекли восьмерых небожителей, которые, используя свое волшебство-мастерство, направлялись к нему. Услышав музыку и шум, дракон заскрежетал зубами: “Они постоянно обижают меня! Подумаешь, группа каких-то грубых фокусников! Подучились слегка даосским штучкам, и дурят народ! Одно беспокойство от них!”
Раскрыл он огромную пасть, подобную красной лохани, и одним движением перекусил яшмовую пластинку Лань Цхай-хэ. Кусочки тут же пошли ко дну. А поскольку эта нефритовая дощечка была волшебной, равной которой не было ни на небе, ни на земле, благодаря ей дворец дракона вдруг засиял, будто его осветили одновременно и солнце, и луна, и звезды, и заря…
Оказавшись без своего сокровища, Лань Цхай-хэ стал горько сожалеть о том, что задержался-замешкался и не отправился раньше, в компании с остальными. Он пожаловался Ли Тхе-гуаю, самому вспыльчивому, и тот буквально исторг бурю гнева:
— Ну, мы ему покажем! Проучим так, что мало не покажется!
И он стал бить ногой в ворота дворца дракона, а рот его изрыгал проклятия:
— Я — Тхе-гуай Ли! Ты у меня заплатишь за все! Ты осмелился средь бела дня украсть волшебную дощечку из нефрита! Немедленно верни, а не то я сравняю твои хоромы с морским дном!
А дракон в это время развлекался с гостями, попивая вино. Услышав угрозы, он запрокинул голову и расхохотался: “Какой-то ничтожный, никчемный странствующий лекаришка, собирающий травы и неспособный вылечить даже собственную ногу с нарывами, осмелился явиться в мой священный морской дворец, да еще бранится Пылу много, а толку от этих слов нет. Ты переоценил свои силы и возможности!”
Тхе-гуай Ли не стал вступать в пререкания. Он бросил свой костыль в море, и тот превратился в огромного дракона, не менее десяти тысяч чжанов в длину. Из его пасти вырывалось пламя, и дворец в одно мгновение заполыхал.
Войско, состоящее из креветок-рядовых и крабов-генералов, тут же лишилось присутствия духа и разбежалось-попряталось, кто куда. Тут подоспели и остальные небожители, вступили в сражение. Хотел, было, дракон прорваться во дворец, чтобы спасти свою бесценную священную жемчужину, но не смог преодолеть заслон из бессмертных.
Так что не оставалось у него другого выбора, кроме как, затаив свою ненависть, смириться, сделать вид, что он сожалеет, послушно вернуть нефритовую дощечку, пригласить всех во дворец, соблюдая все церемонии, и признать, что он совершил преступление. А Тхе-гуай Ли он усадил как особого, почетного гостя.
Тогда и гости утихомирились, успокоились. Ли поднял свой костыль над головой, и на этот раз тот превратился в даосско-буддийскую метелочку. Взмахнул он ею, и огонь погас. Люй тоже помог восстановлению порядка и гармонии. Он побрызгал из своей волшебной тыквы-горлянки, и волны Восточного моря вновь стали лазурно-голубыми. С тех пор эту историю пересказывают из поколения в поколение.
Еще один вариант этой легенды
Итак, восемь бессмертных, сытые и довольные, возвращались с пира, где главным угощением были персики долголетия. Нахваливая еду и вина, они достигли берега моря. Пир проходил у владычицы Запада, т. е. на западе Китая, и они пересекли всю страну, добираясь до Восточного моря. Люй Дун-бинь предложил:
— Давайте на этот раз путешествовать не на облаках, а прямо по воде, и пусть каждый при этом использует свои волшебные возможности, согласны?
Все весело одобрили предложение, и Люй первым бросил свой меч в волны. Меч превратился в небольшую лодку, гонимую ветром.
Тхе-гуай Ли превратил свой костыль в огромную корягу из старого дерева и, удобно расположившись в ложбинке среди бугров, сучков и наростов, поплыл вперед.
Хань Сян-цзы уселся непосредственно в своей корзине с пышными цветами, которая сильно увеличилась в размерах и стала походить на цветочную лодочку. Над его головой — арка из ручки, на ручке развевается бант, а в руках — флейта, на которой он тут же принялся наигрывать мелодии, развлекая остальных.