Восемь бессмертных

Что могла возразить Мэн Цзян-нюй? Она лишь рассказала всю правду, очень удивив стражников.

— До Стены — тысячи ли, как же ты не боишься идти одна? Да и денег у тебя не так уж много, как же ты доберешься?

— Я твердо намерена отыскать мужа, — ответила красавица, — пусть впереди даже не тысячи, а десятки тысяч ли, я не отступлю. Что же касается денег, то я умею петь и играть на струнных музыкальных инструментах. Я смогу на улицах продавать свое пение, согласна буду даже побираться, так неужели я не смогу найти кров для ночлега и чашку риса?

Пограничники, услышав, что девушка умеет петь и играть, попросили ее проявить свое умение, развлечь их немного. Чтобы ее побыстрее пропустили через границу, она не стала отказываться и спела им песню, которая называлась "Песня Мэн Цзян о четырех временах года". Говорят, эту песню она сложила сама; но самое удивительное то, что ее до сих пор поют в Китае в районе пров. Чжэ-цзян.

Весной, когда персика цвет ароматом заполнил округу,
Я стала счастливой любимого юного мужа супругой.
Недолго делила с желанным из алого шелка подушку;
Мне ветер донес кукованье предвестницы горя — кукушки.
По летнему озеру уточки мимо меня проплывали,
Они, неразлучницы, нежные шейки свивали.
Украсили лотосы водную гладь, изнывают от зноя…
Но холодно мне; одинокая, плачу, не зная покоя.
Облеплены ветки осенние цветом-дурманом корицы,
Но мне не до них, я в печали по мужу, как будто — в темнице.
Отправилась в путь, чтоб согреть ненаглядного теплой одеждой,
Но узел тяжелый — пропитан слезами. Все меньше надежды.
Зимою сквозь снег на вершинах раскроются сливы бутоны,
И ждут меня, снегом покрытые, эти холодные склоны.
Я тысячи ли прошагала. Не меньше еще прошагаю.
Но где он, и жив ли, и ждет ли — я, жалкая, даже не знаю…

(Здесь и далее поэтический перевод автора).

Жалобная, надрывная песня девушки заставила птиц примолкнуть, даже облака на небе, казалось, остановились, не уплывали. И у тех на заставе, кто поначалу отнесся к Мэн Цзян-нюй с насмешкой, затуманились от слез глаза. Начальник заставы тут же приказал:

— Немедленно пропустите эту женщину через границу, пусть идет своей дорогой.

И вот, наконец, испытав множество лишений и трудностей в пути, Мэн Цзян-нюй подошла к тому месту, где возводили Великую стену. Взобравшись на высоченный холм, она увидела перед собой три широкие дороги, и она призадумалась: какая же из них может привести ее к мужу? Сердце горело от нетерпения.

Неожиданно в этом тихом месте появились две вороны, которые начали летать перед ней, непрерывно громко каркая. Мэн Цзян удивилась и загадала: куда полетят птицы, туда и я пойду.

И птицы как будто поняли ее мысли. Продолжая каркать, они полетели вперед, а Мэн последовала за ними. Причем, время от времени вороны останавливались: пролетев какой-то отрезок, садились на землю, как бы давая возможность девушке догнать их. Так они преодолели около нескольких десятков ли.

Глядь, а уже вечереет, темнеет. Из ближайшего леса вылетела целая стая ворон и плотно окружила ее "проводников". Мэн испугалась, что те не выберутся из кольца, стая как будто специально пыталась отнять их от нее. Но все обошлось: после недолгой борьбы две первые вороны все же вырвались и полетели дальше, указывая девушке дорогу. Они долетели до маленького селения и скрылись.

Было уже совсем темно, когда молодая женщина постучала в дверь лачуги в восточной части деревеньки, чтобы попроситься на ночлег. Навстречу вышел старик с длинной белой бородой и сказал, что все его зовут Сай-вэном, то есть стариком, живущим у заставы. Как только старик увидел, что девушка молода, он сразу понял: она прибыла в такую даль, чтобы проведать мужа. Потому что ему уже доводилось принимать на ночлег немало подобных бедолажек. Сай-вэн пригласил ее в дом и рассказал, что с тех пор, как здесь, на севере, начали возводить Великую стену, погибло огромное количество крестьян — невозможно и сосчитать: и от болезней, и от тяжелой работы. Причем, все трупы замуровывают в стену.

Услышав об этом, Мэн Цзян-нюй еще больше заволновалась: жив ли ее муж?