С этими мыслями Константин пересек улицу, поднялся на крыльцо профессорского особняка, вежливо постучал в дверь специальным молотком, не дождался ответа и вошел внутрь. Так повелось, что Мюллеровы рабы испокон веков пренебрегали своей обязанностью встречать гостей, а хозяевам было все равно, так что гостей в доме Мюллера никто не встречал, просто дверь не запирали, типа, входи, кто хочешь. Если бы дом Мюллера был богаче, чем был, так долго не продлилось бы, но Мюллер искал богатств научных, не вещественных, так что пока обходилось.
— Господин Мюллер! — позвал Константин. — Господин Мюллер, вы где?
Из гостиной донеслись неразборчивые голоса. Константин прошел туда и увидел, что в кресле у окна сидит господин Мюллер, совершенно пьяный, а кресле напротив — госпожа Лайма, совершенно трезвая. Странно такое наблюдать — Мюллер пьяный, Лайма трезвая, прямо не верится.
— Заходи, садись, угощайся, — сказал Мюллер.
Снял с полки бокал, наполнил вином, не крепким зеленым, какое обычно пьет гсопожа Лайма, а обычным красным, подвинул Константину. После такого жеста уклониться от угощения было бы совершенным непотребством, так что Константин подвинул стул, куда указано, взял бокал и отхлебнул. А потом отхлебнул еще раз, а потом выпил все залпом.
— Силен парень, — прокомментировала Лайма.
— Наливай еще, — распорядился Мюллер.
Константин взял бутылку, налил хозяину, собрался налить Лайме, но заметил, что перед ней бокал не стоит.
— Ей не надо, — объяснил Мюллер. — Она свое уже выпила.
— Кажется, я понимаю, — неуверенно произнес Константин. — Госпожа Лайма бросает пить, верно?
— Неверно, — покачал головой Мюллер. — Госпожа Лайма бросила пить отныне и навсегда, правда, милая?
— Угу, — подтвердила Лайма.
— А еще она похудела на двадцать фунтов, не замечаешь?
— Ой! — сказал Константин. — И то верно. Извините, сразу не заметил. Мои поздравления, госпожа Лайма. А это за сколько времени?
Они переглянулись и стали хихикать, будто Константин сказал что-то смешное.
— Я не знаю, — сказала Лайма. — Сколько это продлилось?
— Не знаю, — пожал плечами Мюллер. — Я за временем не следил, был напуган.
— А что случилось? — спросил Константин.
Мюллер и Лайма переглянулись. Лайма покачала головой, Мюллер кивнул.
— Неважно, — сказал он. — Зачем пришел?
— Я сделал великое открытие! — заявил Константин. — Помните, я вам показывал в микроскопе маленькие живые капельки? Так, оказывается, именно они вызывают воспаление в ранах! Если помыть руки перед тем, как лезть в рану… да и саму рану, наверное, тоже полезно помыть…
— Думаешь, это Птааг? — невпопад спросила Лайма.
— При чем здесь Птааг? — не понял Константин. — Хотя… Эти капельки — они запросто могут быть тоже божьими твореньями… но я не уверен…
— Может, и Птааг, — ответи Лайме Мюллер. — Он, сука, неисповедимый, его не поймешь. Но я об этом его не просил, я только про тебя просил…
— Ой! — восскликнул Константин. — Госпожа Лайма, у вас рукав испачкался. Позвольте я вытру…
Лайма попыталась отдернуть руку, но недостаточно энергично, Константин успел ухватить ее за рукав.
— Ой, — повторил Константин. — Тут кровь… и слизь какая-то, мозги, что ли… А что у вас случилось?
Лайма вырвалась, вскочила и выбежала из комнаты.
— Пошел прочь, — сказал Мюллер Константину.
— Господин Мюллер! — воскликнул Константин. — Зачем вы так? Я ведь великое открытие сделал! Помните, мы с вами спорили, почему у меня больные мрут чаще, чем у вас? Так я нашел объяснение, боги тут ни при чем! Нормальное материалистическое объяснение…
— Давай лучше выпьем, — перебил его Мюллер. — Наливай.
Константин разлил вино по бокалам, они выпили.
— Ма-те-ри-а-лис-ти-чес-ко-е, — произнес Мюллер по слогам. Засмеялся чему-то своему и добавил: — Да, они такие.
Константину почему-то стало страшно.
— Я, пожалуй, пойду, — сказал он. — Лучше в другой раз.
— Это верно, — согласился Мюллер. — В другой раз точно лучше. Погоди! У тебя жена есть? Нет? А ты представь себе, что есть. Вот, допустим, у тебя есть жена, и, допустим, она умерла. Ты бы стал делать ей вскрытие?
— Не знаю, — растерялся Константин. — Это новомодная логическая задача? Господин Ион только сегодня спрашивал…
После этих слов Мюллер почему-то стал хохотать как сумасшедший.