едения нужно не единожды опробовать на разных категориях людей, но для начала - на животных. А на это необходимо очень много времени, денег, квалифицированные помощники и хорошо оборудованная лаборатория. Всего этого у меня не было и не предвиделось. - Гермиона, - подозрительно мягкий голос. - Я же говорил, что эта тема выведет нас на скользкую дорожку. Почему ты такая упрямая? Понимаю, гриффиндорцы неисправимы, но мне казалось, что ты достаточно повзрослела, чтобы видеть всю цепочку тех или иных поступков и следующих за ними событий. - Естественно, я достаточно повзрослела, Северус! - я возмущена таким замечанием. Но чувствую: он что-то замышляет, иначе бы не был таким обходительным, ведь мог оскорбить и посильнее. - Вот и замечательно. Тогда лучше помоги мне приготовить один занимательный состав для Элизабет. Как я уже говорил, розы - её страсть, - он смотрит на меня, прищурив правый глаз. - Ну, давай попробуем, - я подхожу к нему, ловя довольную улыбку тонких губ. Странно, но он действительно доволен. Я ожидала, что работать с ним подобно каторге, но оказалось, что мы отлично ладим, если речь не заходит о замене ингредиентов. Профессионалы, одним словом. Удивительно, но даже с профессором Кипом мне сложнее находиться в одной лаборатории. - А ты здорово поднаторела в зельеварении за последние годы. Ты и в школе неплохо справлялась, но тебе не хватало экспромта: всегда всё точно по книгам, заученно, без вдохновения. Теперь вижу - ты способный зельевар, - Северус был удивлен. А я горда до красноты на кончиках ушей. Его комплименты и то, каким бархатным голосом он их делал, рождали в моей груди горячую пульсацию. Кровь начинала быстрее бежать по венам, и хотелось прислониться к чему-нибудь холодному, чтобы унять жар в щеках. Он заговорщицки поигрывал бровями и выдавал ещё большее количество лестных слов в мой адрес. Подумать только - Северус Снейп заигрывал с Гермионой Грейнджер. А главное, ей это нравилось. В какой-то момент я совсем опьянела от хвалебных речей, игривых взглядов, аромата роз, лепестки которых мы сыпали в котел. Северус стоял совсем близко. Он повернулся, кажется, хотел что-то спросить, но его слова утонули в душистом мареве соблазна. Наши губы встретились. Не знаю, кто кого поцеловал первым, думаю, это вышло синхронно. О, эти тонкие, некогда неулыбчивые губы, привыкшие к саркастической усмешке, оказались весьма и весьма умелыми в поцелуях. Моя голова кружилась, ноги подкашивались. Привет, женские романы! Пока, сомнения в том, что такое может случиться наяву! Я знала его всего день, но мне не было стыдно за ту жгучую страсть, которой я воспылала к своему бывшему профессору. Учитель и ученица, члены Ордена Феникса, слизеринец и гриффиндорка - всё было в прошлом. Всё было ненастоящим. Не могу утверждать, что сейчас я знала, кто он такой, этот Северус Снейп, но целовался он чертовски хорошо. Так, как не мог целоваться холодный саркастичный профессор зельеварения из школьного подземелья, который похоронил своё сердце после смерти Лили Эванс. И я с удовольствием растворялась в объятиях этого давно знакомого незнакомца. И, рискну предположить, он больше не видел во мне заумную гриффиндорскую заучку. Да я и не была ей с тех самых пор, как его губы коснулись моих. Неожиданно поняла, что в данный момент готова похоронить мечты стать непревзойденным учёным, что хочу быть просто женщиной. Когда-нибудь эта жажда любви схлынет, и я смогу вновь тщеславно гнаться за знаниями и открытиями, но проснувшаяся во мне женская сторона не позволит совсем уж плюнуть на межполовые отношения. Наверное, люди утверждают, что им не нужны отношения, пока не встретят того, кто их заинтересует. Мне суждено было встретить сорокалетнего зельевара, моего бывшего профессора, Пожирателя смерти, убийцу Дамблдора, слизеринца до мозга костей и увидеть в нём мужчину моей мечты. Сладкий поцелуй прервал всплеск от лопнувшего в котле пузырька. - Кажется, зелье готово, - Северус отстраняется, его глаза горят каким-то нездоровым огнём. Он делает глубокий вдох, облизывает разгорячённые, слегка покрасневшие губы и пытается найти верные слова. Я тоже молчу, так как не знаю, что сказать. Пробегают тысячи сомнений, что всё это неправильно, что я совершила ошибку и ему вовсе не нравлюсь. - Я надеюсь, это была не репетиция конспиративного поцелуя для публики, которая соберётся на балу, - добавляет в голос свой неподражаемый сарказм. Но глаза выдают волнение и ожидание. Я никогда не видела его таким... Словно ребёнок, ожидающий разрешения раскрыть новогодний подарок. - Всё слишком быстро, - пытаюсь нащупать почву для правильной постановки моего отношения к произошедшему. - Ты совсем другой, не тот, кого я знала. И меня пугает, что я так легко увлеклась. - Гермиона, - берет меня за руку. - Я тоже напуган тем, что меня так влечет к тебе. Ты была моей ученицей, раздражающей своим всезнайством и настырностью. Но задумайся вот о чём: мы никогда не заглядывали глубже, чем это было необходимо. Сейчас всё иначе. Ты повзрослела, я изменился, и мы уже не совсем те, кем видели друг друга. Конечно, основные моменты остаются. Ты всё такая же упрямая и своевольная любительница книг и защитница слабых. Я изливаюсь саркастическими замечаниями по поводу и без, не люблю шумные компании, обожаю лаборатории и котлы, подчиняюсь деспотичному начальнику, - он усмехается. - Но ты повзрослела, стала более уравновешенной, самодостаточной, очаровательной девушкой, голова которой не забита идиотическими мечтами о шикарном доме и сундуке украшений. Я же стал более дружелюбным и сдержанным. Пришло понимание о том, что каждый имеет право на кусочек счастья и шанс быть кому-то нужным и нуждаться в ком-то. Не утверждаю, что идеально подхожу тебе, что не сорвусь и не причиню боль. Я не пробовал строить настоящие двусторонние отношения, у меня нет опыта ухаживания. И всё действительно слишком стремительно происходит. Но за эти годы я понял, как скоротечна жизнь, как трудно потом осознавать, что не сделал того, что хотел, упустил шанс, сдался на полпути. Еще два дня назад и предположить не мог, что буду вести такой вот разговор. Я дал себе обещание - быть откровенным с самим собой и попытаться жить полной жизнью. Поэтому раскрываю чувства, охватившие меня. Я стою и не могу поверить в то, что слышу. Иногда жизнь делает резкий зигзаг, и вот ты уже не ты. Где та карьеристка, мужененавистница, рационалистка, ау! Вместо неё глупенькая влюбленная дурочка, потерявшая все свои хваленые мозги, забывшая о здравом смысле. Готовая бежать на встречу закату с мужчиной в чёрной рубашке с зелёными запонками. А где же злобный волк-одиночка? Гордец, который никогда не снисходил даже до пожелания приятного отдыха уезжающим на каникулы студентам, теперь рассыпается признаниями в симпатии к заучке-Грейнджер. Должно быть, мы просто сошли с ума от весенних розовых туманов. Но плевать! Я забуду обо всем. Буду тонуть в океане ощущений от близости Северуса. Считайте меня ненормальной, но я ведь экспериментатор. Я Гермиона Джин Грейнджер. Мне двадцать три года. Глаза - карие. Волосы - каштановые. Рост - 163 см. Вес - 55 кг. И я влюбилась в своего бывшего профессора по зельеварению. *** Иногда, поддаваясь соблазну, мы совершаем ошибки, о которых жалеем долгие годы. Иногда внезапно разгоревшиеся чувства ломают жизни. Влюбленность - краеугольный камень судьбы, разбивающий привычное течения времени, создающий трещины, выбивающий твёрдую поверхность из-под ног. Но взамен она даёт надежду, зацветает молодым ростком даже в пустыне. Иногда семена влюблённости не дают ничего, кроме слабых побегов, погибающих от лёгкой засухи, но порой они пускают корни и постепенно превращаются в крепкое дерево с сочной зелёной листвой. В моей жизни однажды зацвело такое дерево. Огромное, крепкое, красивое, оно шелестело на ветру юности. Я поливал его, берёг от морозов и засухи долгие годы. К сожалению, один человек не может всю жизнь заботится об одиноком дереве. Дереву хочется жить в цветущем саду, а не на обочине или того хуже - в грязном болоте. Рядом с деревом должно расти второе такое же. И