— Довольно и того, что ты заучил нужные приемы, — бесстрастно промолвил Синхэ, не особо скрывая легкое раздражение. — Тренируйся в выполнении форм, размышляй об их сути, и истинное мастерство придет к тебе, — недовольно пожевав губами, он добавил:
— Или не придет. Большого таланта к внешним техникам я в тебе не вижу. Давай-ка попробуем поупражняться с оружием — быть может, с ним тебе будет легче, — он снял со стойки в углу два тренировочных меча, и протянул один из них юноше.
Шэчи и раньше случалось брать в руки меч, но сейчас, когда его тело было разогрето кулачными упражнениями, а разум — умственными, он сразу же заметил, как его ладонь словно сама собой сменила хват на более удобный, положив указательный палец на небольшую гарду оружия, и без усилия удерживая рукоять; как его кисть сделала короткое круговое движение, пробуя вес клинка; как совершенно не чувствовалось неудобным громоздкое оружие длиной чуть больше трех чи[4]. Поначалу, выполняя показанные Су Синхэ стойки и движения, он пытался вслушиваться в его слова, рассказывающие о сути стиля, но быстро отвлекся, и принялся пробовать приходящие ему в голову связки и приемы. Безо всякого напряжения ума Инь Шэчи видел перед собой суть мечного стиля Сяояо, сочетающего молниеносную скорость и неспешную плавность, весомую тяжесть и легкость птичьего перышка, безыскусную, грубую простоту, и достойное небесных духов изящество. Его движения превратились в замысловатый танец; потоки ци в его теле, тугие и бурлящие мощью, откликались на каждое его усилие, сообщая им безупречную легкость.
Су Синхэ, поначалу пытавшийся наставлять соученика, умолк и наблюдал за ним, удивленно качая головой.
— Я ничему не смогу научить тебя в мечном искусстве, — сказал он, когда Инь Шэчи остановился и убрал оружие за спину, удерживая его обратным хватом. — Мне впору самому учиться у тебя, младший — впервые в жизни я вижу подобный талант к мечу, — в его глазах виднелось искреннее восхищение.
— Спасибо, старший, — грудь Шэчи часто вздымалась, а лицо сияло искренней улыбкой. Убирая в стойку тренировочный меч, он поймал себя на том, что отпускает деревянную рукоять с невольным сожалением.
— Мечный стиль Сяояо разнообразен и действен, — заговорил он, чтобы отвлечься. — Но он показался мне… простым. Нет ли в нем ещё нескольких форм?
— Едва взяв в руки меч, ты уже осуждаешь фехтовальный стиль, созданный более сотни лет назад? — насмешливо приподнял бровь Су Синхэ. — Воистину, нынешнее поколение потеряло всякое уважение к старшим.
— Иные представители старшего поколения ведут себя совсем не так, как пристало бы их сединам, — отпарировал Инь Шэчи. — Твое ребячество, братец Синхэ, больше подошло бы юноше моего возраста. Откуда эта живость у почтенного старца?
— Ответь мне честно, младший, сможешь ли ты исполнить волю учителя? — с неожиданной серьёзностью спросил его немолодой соученик. — Возродишь ли ты нашу секту?
— Не знаю, — подумав, ответил юноша. — Быть может, да. Быть может, мои кости сгниют где-то на обочине. Но я знаю одно: учитель спас мне жизнь, и подарил… свободу, — он удивлённо улыбнулся своим словам, облекшим плотью то неясное чувство, что пробуждало в нем радость и довольство с того самого момента, как Уя-цзы передал ему силу.
— Уже много лет, моя жизнь не была полностью моей, — продолжил он, спеша выговориться, и выплеснуть давно копившиеся в нем чувства. Его новообретенный брат слушал серьезно и внимательно. — Она принадлежала моим родителям с их ожиданиями. Принадлежала нашей великой империи Сун. Принадлежала столичным экзаменаторам, и моим будущим чиновничьим обязанностям. Лишь самая ее малость принадлежала мне одному. Учитель не только спас меня от верной смерти, но и дал возможность свернуть с этого узкого пути. Сегодня, передо мной открыто множество дорог. Я могу, вместо столичного экзамена, пройти провинциальный, на воинского начальника — думаю, с моими знаниями и силой я легко получу звание ду-вэя, и займу должность командующего в одном из пограничных полков. Я могу осесть в каком-нибудь городке, поклониться местным старшим, и начать восстанавливать нашу секту, набирая учеников. Могу не оставлять чиновничьей стези, если захочу. А могу и вовсе пуститься в беззаботное странствие по рекам и озёрам, — он широко улыбнулся. — Вчера, мудрец Уя-цзы вернул мне жизнь дважды, и я все силы приложу к тому, чтобы отплатить ему за это великое благодеяние.
— Замечательный ответ, Шэчи, — Су Синхэ отвёл взгляд в сторону, пряча предательски блеснувшие влагой глаза. — Отвечу же и я тебе. Уже долго я жил в ожидании смертей — моей, учителя, моих учеников… Дин Чуньцю никогда не оставил бы нас в покое, и рано или поздно пришел бы за нашими жизнями. Я жил в ожидании разочарования — избранник учителя мог оказаться корыстным мерзавцем, неумелым глупцом, или, что хуже, попытался бы отвергнуть дар учителя после его получения. В мире не так уж много достойных людей, готовых бросить свою прежнюю жизнь ради чужого долга мести. В эти два дня, ты подарил мне надежду. Ты умен, прилежен, и не лишён чести. Пусть легкомыслие молодости порой толкает тебя на странные поступки… а иной раз, и вовсе, с обрыва, — он насмешливо ухмыльнулся, — ты не только способен, но и искренне хочешь исполнить наказы нашего учителя. Ты уже оказал секте Сяояо услугу, не став отнимать жизнь Уя-цзы ради лишней толики силы. Я верю — тебе будет сопутствовать успех, и эта вера словно сбрасывает с моих плеч прожитые годы, наполняя мое сердце радостью.