Примечания
[1] «Тайным» обычно называют малоразмерное стреляющее или метательное оружие.
[2] Шэчи вольно цитирует строки из «Песни о красавице».
[3] Китайские богини. Гуаньинь — китайский вариант индийского бодхисаттвы Авалокитешвары, богиня любви и сострадания. Сиванму — «Царица Запада», обитающая на горе Куньлунь. Чанъэ — жена небесного лучника И, богиня луны.
[4] Иероглиф «люй» выглядит вот так: 呂. Отдаленно напоминает две пары губ, тянущихся друг к другу.
[5] Канга — китайские носимые колодки, сковывающие руки и шею заключенного.
[6] Шэчи перечисляет всевозможные уменьшительно-ласкательные варианты имени «Ваньцин».
[7] Китайское словосочетание «шифу» — «учитель», — не имеет женского варианта. Женщину, обучающую кого-то боевым искусствам, принято называть тем же сочетанием иероглифов, что и мужчин — «учитель»(«ши»), и «отец»(«фу»).
Глава 5
Повествующая о трех счастливых днях, перемежаемых неприятными встречами
Коротая время за веселой беседой, Инь Шэчи и Му Ваньцин добрались до Цзянъяна, где, взойдя на паром и переправившись через рукав Янцзы, они вступили в городские пределы. Выспросив у прохожих дорогу к аптеке, и посетив тамошнего доктора, молодые люди обзавелись рецептом для Шэчи, и небольшим тючком целебных трав.
Вечерело, и Шэчи с Ваньцин двинулись к ближайшей гостинице, где намеревались отобедать и найти приют на ночь. Найдя искомый постоялый двор, они благополучно устроились в одной из его комнат. Му Ваньцин сходила на кухню, прихватив рецепт и травы. Вернувшись с компрессом и чашкой горячего настоя, она принялась хлопотать вокруг Инь Шэчи, своей искренней заботой приведя того в совершеннейшее довольство.
— Как ты, Шэчи? — спросила она, закончив с промывкой его раны, и наложением целебного компресса. — Ещё болит, или полегчало?
— В жизни не чувствовал себя лучше, — довольно протянул юноша, отставляя в сторону опустевшую чашку лекарственного настоя. Обняв девушку за талию, он усадил ее рядом с собой, на кровать. — Никогда ещё лечение не было столь приятным для меня, — потянувшись к Ваньцин, он коротко поцеловал ее. Девушка довольно улыбнулась, не показывая былого смущения их близостью.
— Время позднее, и пора бы ложиться спать, — безмятежно продолжил Шэчи. — Позволь, я помогу тебе, моя любимая жена, — он ослабил завязки ее головного убора, и, отложив его в сторону, погладил пышные черные волосы девушки. Та бросила на него удивленный взгляд.
— Поможешь с чем, Шэчи? — непонимающе спросила она. — Мне нетрудно снять верхнюю одежду.
— Конечно, — ответил он, расстёгивая ремешки ее стреляющего наруча. — Но мне будет в радость эта мелочь.
— Ну хорошо, — с сомнением в голосе сказала Му Ваньцин. Тем временем, юноша избавил ее от плаща, и, огладив стройную талию девушки, взялся за застежки пояса ее халата.
— П-подожди, — запинаясь, попросила она. — Я… мне не нужно снимать больше.
— Да? — настала очередь Инь Шэчи смотреть на собеседницу с непониманием. — Мы ведь согласились стать мужем и женой. Ты не хочешь скрепить наш союз брачной ночью?
— Ну… это… хорошо, — обречённым тоном ответила Му Ваньцин. — Продолжай, муж мой, — ее неловкость и стеснение было трудно не заметить, но Шэчи, вновь ослепленному желанием, это успешно удалось.
Вернувшись к ее поясу, он, горя нетерпением, коснулся губ Ваньцин своими, и остановился, непонимающе хмурясь. Девушка чуть дрожала, напряжённая, словно туго натянутая струна; ее губы были плотно сжаты, а глаза — закрыты. Попытавшись обнять Ваньцин, Инь Шэчи почувствовал, как усилилась ее дрожь, и как она сжалась, словно пытаясь отодвинуться от кольца его рук. Юноша долго, протяжно, и горестно вздохнул, отпуская девушку.
Ему были понятны ее напряжение и боязнь. Пусть Му Ваньцин и назвалась его женой, она, как и любая приличная дева, не могла лечь с едва знакомым мужчиной. Они знали друг друга слишком мало, пусть между ними и зародилась искренняя симпатия, смешанная с взаимным влечением. Инь Шэчи вновь тяжело вздохнул, стараясь успокоить мысли, и умерить горящее в нем желание.
— Что-то не так, Шэчи? — тихонько спросила Ваньцин, подняв на него робкий взгляд. — Мне нужно что-то сделать? Просто скажи, что, — она вновь смутилась, глядя в сторону.
— Тебе нужно лечь спать, ни о чем не беспокоясь, — решительно ответил юноша. — Нам незачем спешить с брачной ночью. Сегодня, я буду спать на полу, — взяв с кровати одеяло и изголовье, он отнес их в наиболее чистый угол комнаты.
— Может, лучше ляжешь на постели? — спросила заметно приободрившаяся девушка. — Ты ведь ранен.
— Нет, Ваньцин, — твердо ответил Инь Шэчи. — Ляг я рядом с тобой, и желание не даст мне заснуть. А сгонять тебя с кровати я не стану, даже если буду изрублен на куски.
* * *
— Вставай, жена моя, — весело произнес Инь Шэчи, легонько сжимая ладонь девушки. Та открыла заспанные глаза, медленно нашедшие взглядом его лицо.
— Ты… уже встал, Шэчи? — сонно пробормотала она, и в карих озёрах ее очей мелькнула тень волнения.
— Ты не смог заснуть? — продолжила она расспросы, чётче и громче. — Или тебя беспокоит рана? Мне снова заварить для тебя лекарство?
— Я отлично выспался, — безмятежно ответил юноша, — а рана исцелилась за ночь. Даже шрама не осталось. Смотри, — он раздвинул халат на груди. Му Ваньцин покраснела, но не отвела глаз.
— А ещё, я уже приказал хозяину гостиницы подать нашу утреннюю пищу, — довольно продолжил Шэчи. — Цзянъян — замечательный город, хоть с моим родным Ваньчэном его и не сравнить. Но все же, местные повара искусны и знающи. Ты когда-нибудь пробовала танъюань, приготовленный с цветами османтуса? А сладости из гороховой муки и сушеной хурмы? Как насчет местных «холодных пирожных»?
— Я и не слыхала обо всех этих вещах, — пожала плечами девушка. — Учитель не любила сладкое, кроме, разве что, свежих фруктов, и не кормила меня им.
— Тогда, это утро станет для тебя новым, и, надеюсь, приятным опытом, — воодушевленно улыбнулся Инь Шэчи.
* * *
— Слишком сладко. А у этого растения странный привкус, — скривившись, Му Ваньцин отодвинула мисочку, в которой плавали мучные шарики и мелкие желтые лепестки цветов. Оглядев широкий стол, уставленный превеликим разнообразием блюд, она с сомнением во взоре подцепила палочками оранжевый квадратик, лежавший на одной из тарелок в компании своих близнецов, и осторожно куснула самый его краешек.
— Я словно ем жир, — с каменным лицом произнесла она, откладывая надкусанную сладость. Следующее пирожное, плоское, круглое, и влажное, она и вовсе оставила без отзыва, стараясь не кривиться.
— Что же ты не ешь, муж мой? — спросила она с преувеличенным радушием. — Неужто ты ждешь, что я сама справлюсь со всем этим изобилием?
— Я уже попробовал всего понемногу, — ответил Инь Шэчи, с улыбкой наблюдавший за подругой. — И жду от тебя того же самого. Не может быть, чтобы тебе не понравилась ни одна из местных сладостей, — девушка, не глядя, ухватила очередное лакомство с ближайшей тарелки, откусила кусочек, и расплылась в притворной улыбке.
— Очень, очень хорошо, — произнесла она насквозь фальшивым тоном. Шэчи недовольно покачал головой.
— Не притворяйся, жена моя, — с преувеличенной строгостью сказал он. — Чем тебе не угодила выпечка с жужубами и миндалем?
— Крошками, — с обреченным вздохом ответила Ваньцин. — Их слишком много, они слишком сухие, и одна из них уже проникла под мой халат, — она неловко почесалась. — Может, хватит? Давай лучше поищем моего учителя. На рыночной площади могут что-то знать, — протянула она просящим тоном.
— Тебе осталось попробовать какой-то десяток блюд, — непреклонно ответил юноша. — Что, если одно из них откроет тебе глаза на все великолепие сладких закусок? По-моему, ради такого стоит выдержать еще немного, — тяжело вздохнув, девушка взяла с небольшого блюдца зеленый и мягкий кружочек очередного пирожного, и, болезненно сощурившись, попробовала.