— Ну что ж, тогда прощайте. Огромное вам спасибо, — сказала Анна, закрывая свою сумку.
— Позвольте, я вас провожу.
— Но вы ведь на работе…
— А, да ладно! Поди, без меня справятся, народу много работает.
— Хм, — но тут Аня поняла — ей достаточно этого. Она еще раз вгляделась в ночной блеск фонарей. Теперь ей хотелось домой. — Знаете, я пойду наверно, а вы, возвращайтесь, ведь работа все-таки.
— Вы уверенны?
— Абсолютно. Я к вам лучше на днях заскочу еще, спасибо, — Анна обратила внимание, что из-под пальто официанта на груди виднелась вышивка «Жан А».
— Что ж, до свидания. Хорошего вечера!
— До скорого, Жан, — сказала девушка, на что Жан с удивлением взглянул на нее. Но он не успел ничего сказать, потому что Анна уже развернулась и пошла вдоль Сены. Она повернулась и увидела, как официант все еще стоит и улыбается ей в след. Но когда она повернулась во второй раз, он уже направлялся в обратном направлении.
Когда Анна пришла домой, довольно пожилой ключник, обладающий в некотором месте залысиной и сединой, и его очень маленькая, но смышленая дочь встретили ее. Ключник заговорил привычным спокойным голосом:
— Госпожа, вам письмо.
— Не может быть. Когда прибыло?
— Недавно. Минут десять тому назад.
— Неужели почта работает так поздно? — удивилась Анна, но девочка, стоявшая рядом с отцом, засмеялась.
— Так ведь только восемь.
— Как же рано темнеет! — возмутилась Анна.
— Да-да. Стало быть, ноябрь, мадмуазель, — ключник достал письмо. — Вот-с, пожалуйста.
— Благодарю. Ах, да, Лоренсо, я все время забываю вас попросить: будьте так добры, скажите горничной, чтобы зашла утром ко мне, эти шторы не дают мне никакого покоя.
— Непременно, — ответил ключник и достал какую-то старую газету.
— Спасибо, — Анна взяла письмо и когда повернула к лестнице, в недоступном месте для глаз ключника и его дочери, сняла долой перчатки и принялась гладить письмо. Было приятно. Пахло домом. Она прочла надпись:
Аn
2 ул. Эдуар Колон
Париж, Иль — де — Франс
Глава вторая
Tout est Claire[2]
Утром Анну разбудил голос горничной, и ее опять ослепил яркий свет, проникающий сквозь шторы.
— Мадмуазель! Вам шторы не угодили? Мадмуазель?
Анна, еще не до конца проснувшаяся, не ориентировалась в пространстве и с трудом поняла, что это была горничная.
— А который час?
— Четверть восьмого.
— А что ты хотела, Матильда? — потягиваясь, спросила Анна.
— Это вы что хотели? Лоренсо сказал мне, что вас шторы не устраивают.
— Ах, да. Точно. Я ведь говорила вчера. Шторы… Да, понимаешь ли, они слишком светлые. Через них свет сильно проникает. Я пойду скоро в ателье и закажу подходящую ткань.
— Как вам угодно, госпожа, — сказала горничная, забрала шторы и удалилась. Анна прислонила руки к лицу, посидела так пару минут, затем перевела взгляд на распечатанное письмо, отчего стало еще тоскливее и мрачнее. Она заварила себе чай, именно свой любимый, не навязанный французами, чай; отрезала багет и достала какой-то запылившийся джем. Читая газету, она заметила, что возле окна вновь кружился самый желанный гость — кот Жюльен. Анна отложила в сторону газету, открыла окно, откуда задувал свежий утренний ветер; кот же потерся об ее руку и зашел в комнату. Как обычно, он выбрал себе какую-то рыбу, что оставила горничная, и принялся завтракать. Они делили почти каждое утро, и Анна всегда читала ему новости из газет. Сегодня он вновь смотрел выпрашивающим взглядом; но у Анны не было никакого желания читать ему новости. Пролистав газету, она нашла какую-то пустячковую, короткую новость в три строки, посмотрела на пристальный взгляд кота и поняла, что читать все же придется. После того как девушка убедилась, что Жюльен вполне доволен новостями, она допила чай и подошла к распахнутому окну, рассматривая здание дворца Правосудия. Через десять минут непрерывного наблюдения Анну снова отвлек кот. В зубах он принес вскрытое письмо и сел на подоконник. «Странно», — подумала Анна. Она взяла письмо и еще раз прочла последние строки из письма:
Скоро я буду здесь… Все будет как раньше…
Кот как будто ждал, пока она прочтет и будто бы радовался, что это произошло. Анна всегда была склонна находить какую-то мистику, где ее вовсе не было, но в этот раз она отбросила все странные рассуждения, отложила письмо, погладила Жюльена, оделась и ушла в ателье, где нашла, наверняка, самые темные шторы в Париже. По дороге домой она думала зайти к тому официанту, но что говорить она еще не придумала, поэтому решила пойти другой дорогой в свой любимый дом, а по пути заскочить на пару часиков на работу — в цветочную лавку. И снова ключник, его дочка, спальня, в которой не было штор вовсе и поэтому все дома, вся набережная, все было доступно взгляду Анны. Ее жилище было угловым, поэтому спальня выходила слева на узенькую улочку, каких в Париже в избытке, а дверь из нее вела в столовую с видом на Сену и дворец Правосудия, а следующее окно располагалось в кухне, остальные комнаты также находились на стороне набережной. Анна включила свет, кота как всегда вечером не было. Письма, кстати говоря, тоже. «Может, улетело в окно», — подумала она. Вечер выдался тихим и спокойным: Анна приняла ванну, почитала и легла спать.