Рука Драуши все еще сжимала ручку нагана. Жан Донне глазами указал ему на эту ручку и значительно сощурился.
У-Дарь величественно обозревал собравшихся, повернувшись спиной к своим собеседникам. Драуши выхватил наган и приложил дуло к тупому затылку министра обороны.
Испуганная толпа шарахнулась в сторону от грянувшего выстрела и сбилась в одну кучу. Настал момент и для Жана Донне вторично воспользоваться своим браунингом.
Драуши без звука рухнул рядом со своим политическим врагом.
— Народ! — мощным голосом крикнул Жан Донне гынгуанцам, сбившимся еще теснее и с боязливым ужасом смотревшим на происходящее. — Народ, не бойся! Для тебя наступит более легкая жизнь. Здешние боги и вожди все умерли. Больше здесь нет богов. Поэтому я уведу вас отсюда к другим богам, великим и добрым. У вас будет, что есть, и у вас будет вода, чистая, очень вкусная вода.
При последних словах гынгуанцы кучей начали приближаться к Жану Донне, хотя еще очень опасливо.
Какая-то согнутая чуть не пополам старуха хрипло спросила:
— А там нас не будут жарить в пищу богам?
— Нет, те боги не любят жареных гынгуанцев, они любят живых, а еще они любят зеленый лес, хлеб и плоды, которые я привозил вам. Помните?
Толпа одобрительно заурчала. Желудки гынгуанцев, очевидно, были памятливы и благодарны. Но дряхлая женщина выразила подозрение:
— А ты не заведешь нас и не бросишь нас в жертву Рчырчау?
— Рчырчау мертв. Разгневанная богиня Давилия-Душилия убила его и умерла сама.
Толпа содрогнулась от ужаса.
— Чего вы испугались? Давилия-Душилия была плохая богиня. Ее смерть — для вас большое счастье. Теперь мы пойдем к очень славным богам. Это двадцать дней пути отсюда… Далеко. Но мы доберемся. Мы можем терпеть голод, холод. Мы можем мчаться, как стрела из лука, а если нужно, ползти, как черепаха. Берите ваших детей, еду, если она есть у вас, и пойдем. Я не так давно нашел это место. Оно далеко от всего и от всех. Тамошние боги ждут нас.
— А белые? Они отыщут нас. Они прилетят на своих железных богах-птицах.
— Я знаю белых. Я сумею солгать им. Я буду очень много лгать. Я спрячу вас в лесу и встречу белых. Скорей! Да! Выкопайте большую яму, мне нужно уложить туда двух людей и три ящика, большую, большую яму.
Не в нравах гынгуанцев было спрашивать, что это за люди и что за ящики. Они принялись за работу покорно и весело. Только один старик с лукавыми, острыми глазами, морщинистый, с движениями, полными небрежного естественного достоинства, спросил:
— А ты останешься с нами? Ты привык к белым людям, и ты уедешь к ним. Племя погибнет, потому что потеряет страх перед вождем и перед богами.
— Я останусь с вами, я никуда не уеду, — тяжело вздохнул Жан Донне.
Он направился к жене премьера. Перепуганный белый радист остановил его, упал на колени.
— Оставьте мне жизнь! Драуши убит, я видел. Я побежал к премьеру и нашел его мертвым. Жена премьера в большом горе. Она собирается в Европу с детьми и слугами. Я уеду с ними. Не убивайте меня. Я буду молчать. Я скажу, что я ничего не видел и не слыхал… Меня заберет делегация. Пощадите!
Он ползал на коленях и плакал.
Жан Донне вздохнул: «Если бы он меньше плакал и меньше елозил коленями по пыли, я бы отпустил его. Но он трус и дурак, наиболее опасная категория людей».
— Встаньте и идите, — сурово сказал он радисту, — вы уедете в Европу.
Радист начал благодарить, заикаясь и плача уже от радости.
Жан Донне поморщился:
— Ну, ступайте же скорей! Не задерживайте меня!
Радист быстро отошел. Пуля угодила ему в затылок.
«Остается жена Фини-Фета… Самое тяжелое и неприятное дело».
Он решительно зашагал к комфортабельному коттеджу Фини-Фета, утопавшему в саду.
— Кто убил моего мужа? Что здесь происходит? — рыдая, бросилась к нему жена Фини-Фета, красивая, очень изящно одетая женщина, плод законного брака белого и мулатки.
— Сударыня, советую вам с делегацией белых уехать в Европу, а о происшедшем молчать. Это будет самое разумное. Главы правительства перессорились и перебили друг друга… Племя отсюда уходит. Его испугала свобода на европейский лад. Вы скажете европейцам, что крепко спали и не слыхали, что здесь делается. А проснувшись, обнаружили в саду труп своего мужа, а племя ушло, похоронив остальных, ибо м<инист>р госбезопасности и м<инист>р обороны тоже убиты… Я покажу вам их могилы. Великий жрец умер, ужаленный змеей. К такой смерти приговорил его Драуши, — любезно улыбнулся Жан Донне.