- Как же так у них там получилось, что один замёрз почти до основания, а второй остался не только на ногах, но и смог какое- то время тащить за собой своего брата? – вслух размышлял Семён.
Профессор курил и воспалёнными глазами смотрел на блики огня. Ночь выдалась относительно тёплой и спокойной. Луна уже не пугала своими кровавыми размерами и вместе со спиралью, грозой и смерчем отошла сейчас на вторичный план их обобщающей беседы. Нужно было во всём разобраться и наметить планы на будущий день и на маршрут в целом.
Люда начинала дремать. Николай Губа сидел тут же и доливал в свой кофе спирт. Как всегда молчал.
Профессор думал, а Семён размышлял вслух:
- Семь дней шли нормально, без каких-либо происшествий, если не считать исчезновения собак, но мы до сих пор не знаем причины – может они действительно вернулись назад в сторожку. По подсчётам, на одиннадцатый день должны были выйти к побережью озера. И тут на тебе! Восьмой день принёс первые глобальные сюрпризы. Ураган, спираль, гигантская Луна в небе, неизвестное чудище, оставившее свои куски плоти в овраге. Затем …
- Исчезновение Саши, - сквозь дрёму добавила Люда, и едва не расплакалась: - Сашенька…
- Да, - вздохнул Семён. - И Саню потеряли. Потом эти ужасно воняющие зелёные покрывала с разумными глазами. Прозрачный купол – граница невидимой сферы.
- Если ты перечисляешь все аномалии, затронувшие нас, - усмехнулся профессор, - то не забудь необъяснимые передвижения лошадей в долине, и их ржание то тут, то там, словно они с нами играют в прятки, и мы их только слышим, но почему-то не видим.
Семён кинул ветку в костёр и продолжил свою мысль, кивнув в знак согласия. Люда снова притихла и погрузилась в дремоту.
- А круги эти? Холод такой, что впору ему быть где-то в Антарктиде на станции «Восток» или «Мирный». И кульминация всего нами видимого – этот неизвестный лётчик времён второй мировой войны, без документов… - Семён встрепенулся: - Стоп! А планшет? Мы же за планшет забыли, Василий Михайлович!
В небе бесшумными тенями проносились летучие мыши. Где-то ухнула сова, в ручье недалеко плеснулась маленькая рыбёшка. Костёр потрескивал хвойными ветками. Четыре пары глаз смотрели на огонь, совсем не замечая игры его пламенных язычков.
Профессор протянул к Семёну руку, и тот отдал ему лейтенантскую сумку.
- Ну что ж… - кашлянул он. – Так или иначе, нам предстоит ознакомиться с содержимым. Может, хоть немного приоткроем завесу тайны. Хотя каким образом – решительно не представляю. В руках у нас есть некий артефакт, так сказать, доказательство, что лётчик не мираж и не групповая галлюцинация. Посмотрим, что там внутри?
Все придвинулись ближе к огню, и Губа подкинул ещё несколько веток. Стало светлее. Люда взглянула на братьев. Те спали. Некоторое время можно было подремать и самим, но любопытство – странное, неведомое и, отчасти жутковатое – взяли своё.
Первым делом профессор осмотрел планшет снаружи.
Он принадлежал той эпохе, о которой они первоначально подумали. Что дальше?
Раскрыв его, все четверо невольно замерли.
Василий Михайлович быстро прошёлся по многочисленным вставкам и кармашкам, но кроме вчетверо сложенной карты и чёрно-белой фотографии ничего не обнаружил. Два карандаша, линейка, транспортир и циркуль – не в счёт, хотя и они заслуживали внимания: как- никак артефакт второй мировой войны.
Интерес сразу вызвала фотография. Всем бросилось в глаза её состояние.
- Будто только что из ателье, - пробормотал Семён, беря из рук профессора снимок и поднося ближе к свету костра. – Как новенькая!
Фотография действительно была прекрасно сохранившейся. Ни пожелтения, ни повреждений от времени – даже эмульсионная плёнка блестела и переливалась в свете огня: всё говорило о том, что снимок был сделан совсем «недавно», в салоне какого-то ателье, коих перед войной было во множестве в любом большом городе Советского государства.
На снимке стоял, опершись о высокую тумбу, высокий молодой парень в форме лейтенанта ВВС – точная копия лётчика, обнаруженного экспедицией. Сомнений, что это был он, ни у кого не возникало. Рядом у тумбы на фоне декораций горного Кавказа сидела девушка – миловидная, молодая, вся цветущая от счастья. На коленях ребёнок трёх-четырёх лет в костюмчике матроса и маленькой бескозырке. Снимок отдавал теплотой, радостью и благополучием. Всё, казалось, в этой семье было отлично: родители безмерно любили друг друга и лелеяли своего первенца. Наверное, планировали о втором сыне или дочке, но тут нагрянула война, и вот теперь этот счастливый отец и муж лежит здесь мёртвый, непонятно каким образом взявшийся из далёких времён, и как попавший сюда, на Байкал.