- Как, впрочем, и есть на данный момент, - заметил Семён.
Бурят печально склонил голову.
- Потом мы увидели в небе ракету, но продолжали сидеть у расщелины, ожидая Санька. Так наступило утро, а затем и день. Его не было. Тогда мы решили искать. Выйдя в долину из ущелья Двух Камней, мы услышали далёкое ржание и кинулись на звук. Бежали долго, перепрыгивая через оползни и спускаясь в овраги. Два или три раза вновь впереди себя слышали отдалённое фырканье и топот. Ружья были при нас, и мы несколько раз стреляли в воздух для Саньки. Видели далеко-далеко ракету, но уже не из лагеря, а где-то за долиной.
- Правильно, - кивнул Василий Михайлович. – Это мы с Семёном стреляли, когда так же вышли на поиски Саши. Продолжай, пожалуйста.
Бурят на миг повернулся к холмику с крестом и, вздохнув, указал забинтованной рукой в сторону леса.
- С той стороны мы и приблизились к кругам. Казалось, минуту назад мы слышали там топот и ржание, но подойдя к первым деревьям, ничего не обнаружили: ни следов, ни самих животных. Василий мне тогда сказал, что Хозяин Байкала водит нас за нос. Путает, направляет в ложную сторону, пытается разделить нас поодиночке, а потом забрать к себе как лошадей и собак. Брат был уверен, что лошадей уже нет. Я спросил, откуда тогда ржание, и он ответил:
- Это Хозяин Байкала подаёт звуки и заманивает нас.
Мы хоть и близнецы, - пояснил бурят, - но мой брат был более суеверным. Я тоже верю в Хозяина Байкала. Однако также верю и в научные факты. Ничего не поделаешь, пришлось с ним соглашаться. Лошадей мы не нашли, но зато обнаружили следы, уходящие в лес. Следуя по его отпечаткам, мы прошли весь лес и оказались у границы первого круга, где его следы внезапно обрывались. Поэтому и подумали, что вначале там проходил Санька, а потом уже круги наложились поверх его следов. Брат заметил, что у самих кругов очень уж холодно, но мы вошли в них.
Тут его глаза вновь наполнились скупыми мужскими слезами:
- Дальше я помню только урывками. Было ужасно холодно, из-за пазухи мы достали рукавицы, растительности не было никакой, а ружья превратились уже в замороженные куски железа, поэтому, бросив их просто на землю, мы продвигались дальше через всё уменьшающиеся окружности. Чем дальше, тем становилось холоднее. Поддерживали друг друга, спотыкались, зажимали рот и нос руками, пока вдруг не остановились. Прямо перед нами, метрах в двадцати и, вероятно, в центре последнего круга вертелась и извивалась кольцами огромная, мохнатая, вся в каких-то лопающихся пузырях…гусеница.
Дальше рассказ бурята был сбивчив и перемежался с духами, предсказаниями шаманов, ритуальными поверьями и тому подобным, но путешественники кое-что для себя уловили.
Семён сразу понял, что ошмётки именно этой твари он встречал в овраге и перед кругами, когда он подцепил ногой один из них.
По словам Ивана, гигантская тварь похожая на кокон шелкопряда, величиною в несколько метров и толщиною с хорошую заводскую трубу металась и кружилась вокруг своей оси в центре внутреннего последнего круга, пытаясь отгрызть себе собственный отмороженный хвост. Такого мерзкого и ужасного создания они с братом в жизни не видели, хотя и слышали о нечто подобном от своих предков. По его описанию все представили себе мохнатого монстра, величиною с локомотив, который превращаясь в ледышку, разбрызгивал вокруг себя сгустки какой-то желтоватой субстанции, похожей на кислоту и, сочившуюся из наросших на шершавую кожу пузырей. Раскрытой пастью она пыталась дотянуться до своего хвоста и оторвать его со всеми внутренностями. Разбрызгивая и раскидывая части отмороженной плоти, это кошмарное чудовище шипело, хрипело и выло, пульсируя в предсмертных судорогах. Из её пасти исторгались фонтаны слизи, и один из плевков попал на его брата, обтекая и обволакивая одежду. Слизь тотчас же покрылась ледяной коркой и брат, теряя сознание, закричал от нестерпимой боли.
Наверное, тот крик мы и слышали с профессором, подумал в это время Семён. А гусеница – точно наш ночной гость в овраге.
Рассказ Ивана становился всё более сбивчивым. Далее путешественники поняли только то, что проводник схватил своего брата и потащил назад, когда тот уже был без сознания. Единственное, что он помнил, это как гусеница, перестав крутиться и извиваться, внезапно замерла, затем конвульсивно вытянулась во всю длину, сморщилась, и через секунду, брызнув во все стороны ледяной жёлтой кислотой, рассыпалась на сотни замёрзших фрагментов, как осколки разбитого изваяния.