- Коньячок пожалуйте-с. Селёдочки, не угодно ли, барин? Байкальская, если что…
- Наливай, - барским жестом разрешил тот.
Семёнович между тем продолжил:
- Отец мой, Семён Борисович, будучи геологом и окончив Ростовский институт геодезии, в силу обстоятельств в возрасте 33- х лет попал на Байкал. Занесло его туда, минуя все необъятные просторы тогда ещё Советского Союза, вместе уже с семьёй: мною и мамой. Мне было тогда одиннадцать лет, и он за эти годы успел потаскать нас с собой, начиная от Приамурья (где, собственно я и родился под Хабаровском), от Якутии и Коми АССР, до Среднесибирского плоскогорья где-то в горах Алтая. Будучи геодезистом-топографом, где он только не бывал, оставляя нас с мамой в каком-нибудь очередном посёлке, сначала для того, чтобы я ходил в садик, а затем и в школу. Каждый новый учебный год я начинал в новой школе, а заканчивал его уже в другой, за сотню километров от предыдущей. С моей мамой он познакомился в Хабаровском крае, куда приехал после института по распределению практиковаться в качестве геодезиста. Там я и родился. А затем началась наша с мамой эпопея покорения советских просторов в качестве сопровождающих моего отца, куда его бы не заносило. Мальчишкой, я, образно говоря, прошёл с ним от Амура до Волги, от Енисея до Днепра, от Саянских хребтов до низменностей центральной полосы России. В детстве я катался и на оленьих упряжках, ездил и на гусеничных вездеходах, и на снегоходах «Буран», летал почти на всех грузовых и пассажирских самолётах, начиная от Ан-22 и кончая Ил-86, а уж о вертолётах и упоминать не буду.
Он отмахнулся рукой, видимо откидывая воспоминания, как сейчас ненужные. Проверил, слушают ли его, и продолжил. В вагончике установилась подобающая повествованию тишина.
- Это всё отступления, чтоб вы поняли, каким образом я с мамой в 1979-м году оказался у подножия хребта Хамар-Дабан, а затем уже и в пределах самого озера Байкал, куда в очередную экспедицию занесло моего отца.
За окном наступала ночь, внутри было тихо и спать никому не хотелось. Как сказал бы Женька – надвигалось нечто интересное.
- Отец поселил нас с мамой в небольшом тогда ещё городе Нижнеангарске, в бамовском блочном доме на четыре семьи: однокомнатная квартира с небольшой кухонькой досталась и нам. Мама тут же определила меня переводом в школу, в четвёртый класс, а сама (как всегда временно, пока отец будет в экспедиции) устроилась на работу в какое-то строительно-монтажное управление по своей специальности. Здесь же, в Нижнеангарске и должна была сформироваться очередная папина группа геологов, оснащая себя всем необходимым для дальнего похода: ждали только прилёта из столицы видного учёного, руководителя экспедиции и специалиста по Прибайкальскому краю. Остальных должны были подобрать здесь же, кроме одного, который должен был прибыть откуда-то из Сибири.
На отце пока лежала обязанность подборки амуниции; остальное – по прибытии профессора. Ночевал отец дома, но каждое утро, по вполне понятным причинам уходил на весь день, и возвращался только к ночи: уставший, голодный, но всегда воодушевлённый предстоящим походом в неизвестность. Такой шанс выпадает один раз в жизни, и одному на миллион желающих. Омрачало лишь то, что экспедиция подразумевала в себе чистый энтузиазм, и на правительственном уровне не спонсировалась. Неизвестный мне тогда профессор черпал финансовые источники из неких загадочных научных фондов – чтоб полностью обеспечить байкальский поход и снарядить всем необходимым будущую команду изыскателей, в надежде на то, что уж после них-то, в случае положительного результата организуется уже вторая экспедиция, поддержанная на высшем государственном уровне. Да и цель-то была проста: выявить аномальные магнитные отклонения от существующей нормы всего байкальского региона. Описать и сфотографировать новые, открытые ими формы жизни в Баргузинской зоне отчуждения – как растений, так и животных, -поскольку дело, не забывайте, происходило в 1979-м году, в разгар всех геологических открытий страны под названием Советский Союз. Всё это я узнал гораздо позже. Вы ж понимаете, мне было тогда чуть больше десяти лет, и о каких - таких научных экспедициях я мог соображать в таком возрасте? Перелетаем – переезжаем с места на место, да и ладно. Новая школа? Новые знакомые? – неудобно конечно, но что поделаешь – ПАПА! У него работа такая. А для меня романтика. Кто ещё из моих сверстников может похвастаться такими широкомасштабными перемещениями по стране от Амура до Чёрного моря, от Хабаровска до Ялты или от Уренгоя до Одессы? У меня были маски и бубны шаманов, ритуальные чётки, фигурки вождей, глиняные и деревянные небольшие идолы и тотемы всевозможных божков; иногда отец привозил предметы мелкого обихода той или иной народности: посуду, свистульки, ожерелья из зубов хищников – в зависимости от того региона, где он в то время проходил с экспедицией. Однажды привёз крупный бивень моржа, а ещё когда-то клык саблезубого тигра, откопанного их экспедицией где-то в Обской губе, когда они жили в юртах у местных ненцев-оленеводов. Вот, смотрите, - доставая из тумбочки потёртую тетрадь и вынимая из неё старую чёрно-белую фотографию, молвил Семёнович. – Вот та самая экспедиция, - кладя на стол снимок, вздохнул он. – Таскаю её с собой всю жизнь, куда меня бы не заносило. Впервые показываю её вам, раз пошло такое дело.