— Да ладно, чего там, все нормально.
Боже ты мой!.. Мне захотелось куда-нибудь спрятаться.
— А что, я паршиво вел себя, да. Билли? Наломал дров, да?
— Да ладно, чего там!.. — сказал он. — Ты же пьяный был, верно? А с пьяных какой спрос? Помню, я снимал квартиру у одной ирландки. И пришел как-то домой, ну, в стельку, а наутро — к ней, извиняться, а она и говорит: «Господи, сынок, да такое и с епископом может случиться». Так что не переживай, Мэтт.
— Но тогда...
— Послушай, — сказал он и придвинулся ко мне поближе. — Я просто повторяю то, что мне велели. Он сказал, что если этот парень хочет допиться до смерти, это его личное дело и его все равно не остановить. Зайдет к нам — пожалуйста, ради Бога, но только спиртного ему не продавать. Это не мои слова, Мэтт. Я просто повторяю...
— Понимаю.
— Да по мне хоть...
— Я не выпить сюда пришел, — сказал я. — Налей чашку кофе.
— Что ж, в таком случае...
— В таком случае ну его к черту! — рявкнул я. — И еще, сдается мне, найти в этом городе бутылку не проблема, стоит только захотеть нажраться. Да ее мне кто угодно продаст!
— Но, Мэтт, ты не так все это воспринимаешь...
— Мне видней, как воспринимать, — сказал я. — И нечего вешать на уши все это дерьмо!
В порыве гнева, охватившем меня, было нечто светлое и очистительное. Весь дрожа от ярости, я вышел на улицу и остановился, пытаясь сообразить, куда лучше отправиться за выпивкой.
И тут кто-то окликнул меня по имени.
Я обернулся. Какой-то парень в армейской куртке пялился на меня и улыбался. Сперва я его не узнал. Но он говорил, что рад меня видеть, спрашивал, как я поживаю, и тут я, конечно, его узнал.
— Привет, Джим! У меня все нормально.
— На собрание идешь? Я с тобой.
— О-о... — протянул я. — Нет, знаешь, сегодня как-то не получается. Должен встретиться с одним парнем.
Он снова улыбнулся. И в этот миг в голове у меня словно что-то щелкнуло, и я спросил:
— А твоя фамилия, случайно, не Фабер?
— Да, Фабер, — ответил он.
— Так это ты звонил мне в гостиницу?
— Ну да. Просто так, поболтать. Ничего важного.
— А я не понял, кто это. Иначе бы непременно перезвонил.
— Конечно. Так ты точно не идешь, Мэтт? Не хочешь?
— Да нет, я бы с удовольствием, но никак не могу. — О Господи!..
Он ждал.
— Он непьющий человек, так его всеми силами старались выжить.
— А чего удивляться, раз наш капитан тоже был алкашом? И хотел окружить себя такими же алкашами, — сказал он. — Он уверял: «Да я со своими пьяницами потушу любое пламя». И знаете, он не врал. Да мы черт знает что вытворяли! Лезли в самое пекло, и ни хрена не боялись! Рисковали жизнью. Потому что были пьяные и ничегошеньки не соображали.
Нет, все же это непонятно, почему я сорвался. Я ведь четко контролировал себя, и все шло прекрасно. А потом — на тебе...
В перерыве я опустил в корзинку доллар и снова подошел к столу. Налил чашку кофе. На сей раз удалось заставить себя проглотить одно овсяное печенье. Не успел я вернуться на место, как началось обсуждение.
Я потерял нить разговора, но это меня нисколько не волновало. Главное, что я здесь, могу слушать, могу встать и уйти. Без четверти десять поднялся и -выскользнул за дверь, стараясь привлекать к себе как можно меньше внимания. Казалось, что все до единого присутствующие не сводили с меня глаз и думали, что я пошел надраться. И мне хотелось разубедить их сказать, что это вовсе не так, что никакая выпивка мне не нужна, что я просто должен встретиться с человеком по делу.
Я вышел на улицу и только тут сообразил, что вполне бы мог досидеть до конца. Ведь от собора Святого Павла до моей гостиницы всего пять минут ходу. И потом Чанс мог и подождать.
Нет, себя не обманешь, я все же специально ушел пораньше. Чтобы не ждать, когда придет моя очередь говорить.
Ровно в десять я был в вестибюле. Увидев на противоположной стороне улицы его машину, я вышел. Подошел, отворил дверцу и сел рядом с ним.
Он вопросительно взглянул на меня.
— Ваше предложение по-прежнему остается в силе?
Он кивнул:
— Если вы согласны.
— Согласен.
Он снова кивнул, затем выжал сцепление, завел мотор, и машина плавно отъехала от тротуара.
Глава 11
Круговой объезд вокруг Центрального парка составлял примерно шесть миль. Мы проделали уже четвертый виток против часовой стрелки. «Кадиллак» скользил плавно и бесшумно. Говорил почти все время Чанс. Я достал блокнот и кое-что в него записывал.
Сначала он рассказал о Ким. Родители ее были финские эмигранты, поселившиеся на ферме в Западном Висконсине. О'Клэр — ближайший городок, если его вообще можно было назвать таковым. Настоящее имя Ким было Кайраа, и она росла, занимаясь простым крестьянским трудом: дойкой коров и пропалыванием грядок. Когда девочке исполнилось девять, старший брат начал приставать. Заходил в ее комнату каждый вечер и заставлял вытворять «разные штуки».
— Правда, версия с братом была у Ким первой. В следующий раз это оказался дядя с материнской стороны, потом — ее собственный отец. Возможно, этого и вовсе не было, так, плод ее воображения. Или же ей хотелось придать всей истории больше достоверности.
Будучи ученицей старшего класса, она завела роман с каким-то торговцем недвижимостью, мужчиной средних лет. Он обещал Ким развестись с женой. Она собрала чемодан, и они отправились в Чикаго, где три дня подряд провели в гостинице «Палмер-Хаус», никуда не выходя и заказывая еду в номер. На второй день ее кавалер страшно напился, начал каяться и говорить, что он разбил ей жизнь. На третий день настроение у него стало получше, а на четвертый, проснувшись утром, она увидела, что он удрал. На столе лежала записка: он писал, что возвращается к жене, что за номер уплачено до конца недели и что он никогда не забудет Ким. Рядом с запиской был оставлен конверт, в нем Ким обнаружила шестьсот долларов.
Она осталась в гостинице до конца недели, посмотрела Чикаго, переспала с несколькими мужчинами. Двое из них дали ей денег, хотя она не просила. Ким это понравилось, и она решила, что отныне будет делать это только за деньги, но все оказалось не так просто. И Ким подумывала о возвращении домой, на ферму, но в свою последнюю ночь в «Палмер-Хаус» случайно познакомилась с каким-то делегатом из Нигерии, который приехал в Чикаго на конференцию и остановился в той же гостинице.
— Так она сожгла за собой все мосты, — сказал Чанс. — Переспала с черным, а это означало, что вернуться домой и жить, как прежде, она уже не сможет. И вот наутро она села в автобус и отправилась в Нью-Йорк.
А потом не переставала проклинать себя за это, пока Чанс не забрал ее у Даффи и не поселил на квартире. И внешность при ней была, и стать, но для улицы Ким не годилась. Энергии не хватало.
— Ленива была, — заметил он и на секунду задумался. — Все шлюхи ленивы.
На него работали шесть женщин. Теперь, когда Ким умерла, осталось пять. Несколько минут он говорил о них в самых общих чертах, затем начал называть имена, адреса, телефоны и приводить кое-какие подробности их личной жизни. Многое я записал. Мы завершили четвертый круг, и он, свернув вправо, выехал на Семьдесят вторую, проехал несколько кварталов и притормозил у обочины.
— Вернусь через минуту, — сказал он.
Я сидел в машине и смотрел, как он звонит куда-то из телефона-автомата на углу. Мотор он оставил включенным. Я просмотрел свои записи и попытался систематизировать все эти обрывки сведений, которыми он меня снабдил.
Чанс вернулся, сел в машину, посмотрел в боковое зеркальце и снова продемонстрировал запрещенный U-образный разворот.
— Звонил узнать, нет ли новостей, — объяснил он. — Просто на всякий случай.
— Вам не мешало бы завести телефон в машине.
— Слишком уж хлопотно.