Итак, я сунул револьвер в карман, вышел и поймал такси.
Дэнни Бой настоял, что сегодня угощает он. И взял себе водку, а мне — кружку имбирного пива. Выглядел он, как всегда, модником и, вероятно, успел побывать в парикмахерской, с тех пор как мы с ним виделись последний раз. Шапочка мелких седых завитков плотно прилегала к голове, на ногтях сверкал свежий лак.
Он сказал:
— У меня для тебя две новости. Послание от одного человека и еще — мое мнение.
— Вот как?
— Итак, первое. Предупреждение.
— Так и думал.
— Ты должен забыть о деле этой девицы Даккинен.
— А что, если нет?
— Что, если нет? Да что угодно! Вполне можешь схлопотать то же самое, что и она. Так что тебе решать, стоит дальше заниматься этим делом или нет.
— А от кого предупреждение, Дэнни?
— Не знаю.
— Ну, кто с тобой говорил? Куст сирени, что ли?
Он отпил глоток водки.
— Один человек говорил с другим человеком, потом тот поговорил еще кое с кем. Ну, а тот уже со мной.
— Да... Смотри, как все сложно!
— А ты думал! Конечно, я мог бы сказать тебе, кто говорил со мной, но не буду. Потому что не в моих это правилах. А если бы даже и сказал, тебе бы это мало что дало: во-первых, вряд ли ты его найдешь, во-вторых, с тобой он говорить не станет, а тем временем кто-то другой вполне может тебя прихлопнуть. Пиво еще будешь?
— Да нет. Я и это еще не допил.
— Вижу. Так что я не знаю, от кого предупреждение, Мэтт, но, судя по всему, ребята они крутые. Такое у меня сложилось впечатление. А выполнить твою просьбу мне не удалось. Не нашлось ни одного человека, который бы видел Даккинен в городе с кем-нибудь еще, кроме Чанса. Так что, если она разгуливала с таким серьезным парнем, вполне возможно, что он ее и пришил. Я прав?
Я кивнул. Но если так, к чему ей понадобилась моя помощь?
— Ладно, — сказал он. — Такое вот послание. А теперь хочешь выслушать мое мнение?
— Само собой.
— А мнение вот какое. Ты должен прислушаться к этому совету. Или же я слишком быстро старею и ничего уже не понимаю, но мне кажется, что обстановка в этом городе настолько ухудшилась за последние годы, что люди только и знают, что палят друг в друга. И долго при этом не раздумывают. Ведь раньше, чтобы прихлопнуть человека, нужен был по крайней мере повод, верно? Ну, ты меня понял.
— Да.
— А теперь они стреляют просто так. Им проще убить, чем не убить. Делают это чисто автоматически. И знаешь, что я тебе еще скажу? Это меня пугает.
— Всех пугает.
— Да и у тебя самого была на днях небольшая стычка? Или же это чьи-то выдумки?
— А что именно ты слышал?
— Ну, что какой-то босяк набросился на тебя в темной аллее. И получил «множественные повреждения лица и фигуры».
— Смотри-ка, а новости разносятся быстро!
— Не говори. Конечно, в городе есть и более опасные типы, чем этот молодой панк, зацикленный на дури.
— А он что, наркоман?
— Да все они балуются наркотиками! Не понимаю я этого... Я человек старомодный, — он подтвердил свое высказывание, глотнув из стакана. — Ну, а что касается Даккинен, — добавил он, — так я могу передать им по той же самой линии.
— Передать что?
— Ну, что ты заглохнешь. Оставишь это дело.
— Но ведь это может оказаться неправдой, Дэнни Бой.
— Мэтт...
— Помнишь Джека Бенни?
— Помню ли я Джека Бенни? Ну, ясное дело, я помню Джека Бенни, еще бы не помнить!
— Помнишь его историю с грабителем? Парень говорит ему: «Кошелек или жизнь!» А потом наступает такая долгая пауза, и Джек отвечает: «Что ж, подумаю над этим твоим предложением».
— Это и есть твой ответ? Подумаешь над предложением?
— Да, такой вот ответ...
Выйдя на Семьдесят вторую, я притаился в тени, в дверях лавки канцелярских принадлежностей — проверить, не пойдет ли следом за мной кто-нибудь из «Пуганс». Простоял там минут пять, обдумывая все, что сказал Дэнни Бой. За это время из бара вышло несколько человек, но подозрений они у меня не вызвали.
Я подошел к краю тротуара, чтобы поймать такси, но передумал. Решил, что вполне могу пройти полквартала пешком до Колам бус-авеню, и прямиком направился туда. А, завернув за угол, решил, что вечер выдался прекрасный, что спешить мне особенно некуда и что прогулка по Коламбус-авеню ничуть не повредит, а напротив — сон будет крепче. Я перешел улицу, направляясь к центру, и, только пройдя квартал, заметил, что рука у меня в кармане, а пальцы сжимают рукоятку маленького револьвера.
Смешно!.. Ведь меня никто не преследовал. Так почему я трушу?..
Просто тревожно было на душе.
Я продолжал шагать по тротуару, демонстрируя храбрость и беззаботность, о которых забыл с того субботнего вечера. При этом старался держаться поближе к краю, к проезжей части, подальше от темных подъездов и закоулков. Поглядывал то налево, то направо, время от времени оборачивался и проверял, не идет ли кто следом. А указательный палец держал на курке.
Я пересек Бродвей, миновал Линкольн-центр. И очутился в плохо освещенном, довольно угрюмом квартале между Шестнадцатой и Шестьдесят первой авеню. Вдруг за спиной послышался звук мчавшегося на огромной скорости автомобиля, а вслед за тем — резкий визг тормозов. Машина летела по широкой улице прямо на меня, задевая попадавшиеся на ходу такси.
Этот леденящий душу визг тормозов заставил меня резко обернуться.
Я бросился на тротуар ничком, перекатился — подальше от обочины, к стене здания, — одновременно выхватывая револьвер из кармана. В этот момент машина поравнялась со мной. Колеса визжали, мне даже показалось, что она вот-вот влетит на тротуар, но этого не случилось. Окна машины были открыты, и мне почудилось, что кто-то, высунувшись, высматривал меня. И держал что-то в руке.
Я прицелился. Лежал, распластавшись на асфальте, опершись на локти и держа револьвер обеими руками. А палец — на курке.
И тут человек еще больше высунулся из машины, размахнулся и что-то швырнул. «О Господи, бомба!» — ужаснулся я. Прицелился в него, еще плотнее прижал палец к курку и почувствовал, как он дрожит под моим пальцем — дрожит, словно маленькое живое существо, и я замер. И просто не мог нажать на этот долбаный курок, и все тут.
И время тоже, казалось, застыло, словно стоп-кадр в фильме. Ярдах в восьми — десяти от меня пролетела бутылка, ударилась об стенку и разбилась. Никакого взрыва не последовало, раздался лишь звук разбитого стекла. Господи, это была просто пустая бутылка!
И машина была просто обыкновенной машиной. Я проводил ее взглядом. Она свернула на Девятую авеню. И сидели в ней шестеро идиотов, шестеро пьяных парней, и они вполне могли убить кого-нибудь. Ведь они были пьяны в стельку. А этот инцидент расценили бы как несчастный случай. Они не были профессиональными убийцами, киллерами, нанятыми устранить меня. Просто теплая компания молодых ребят, напившихся до потери пульса. Возможно, они искалечат какого-нибудь пешехода или вдрызг разобьют машину. А может, вернутся домой без царапины.
Я медленно поднялся и посмотрел на револьвер, который все еще судорожно сжимал в руке. Слава Богу, я из него не выстрелил! Я мог бы попасть в них, убить их...
Бог его знает, что я мог еще натворить!
Да, я хотел убить их, думал, что они преследуют меня, что они убийцы.
Но я оказался неспособным на это. И даже если бы это была не пустая бутылка из-под виски, а бомба или пистолет, как мне сперва показалось, все равно даже тогда я не смог бы заставить себя спустить курок. И они убили бы меня, и я бы остался лежать на асфальте, сжимая револьвер в безжизненной руке.
Господи Иисусе!..
Я сунул бесполезный револьвер в карман. Вытянул руку и с удивлением отметил, что она не дрожит. Как ни странно, но даже внутренней дрожи не было. И я, хоть убей, не мог понять, почему.