Выбрать главу

— Попробуйте.

— Мы с Даффи сто лет не виделись. Кажется, кто-то говорил, что он умер. Но я выясню. Хотя, честно говоря, трудно представить, чтобы такая девушка, как Ким, имела что-то общее с маленькой еврейской принцессой из Айленда.

«Еврейская Принцесса и Молочная Королева», — подумал я. И вспомнил Донну.

— А может, они были сестры, — сказал я.

— Сестры?

— Сестры по душе.

* * *

Мне хотелось есть, но, перейдя улицу, я первым делом купил газету. И сразу же понял, что она вряд ли станет подходящим гарниром к бекону с яичницей. «Вторая жертва Потрошителя из отеля» — гласил заголовок. А ниже крупным шрифтом было набрано: «Проститутка-транссексуал зверски зарезана в Куинсе».

Я свернул газету и сунул ее под мышку. Я и сам еще не знал, что буду делать дальше: завтракать или читать газету, — но ноги решили за меня и выбрали третий вариант. Я уже отшагал два квартала, когда до меня дошло, что я направляюсь к перекрестку на Западной Шестьдесят третьей и что попаду туда как раз к началу собрания.

Да какого, собственно, черта? Ведь кофе там ничуть не хуже, чем в других местах.

* * *

Выйдя оттуда через час, я позавтракал в греческом кафе, которое находилось прямо за углом, на Бродвее. За едой дочитал газету. Но сейчас это сообщение меня почему-то ничуть не волновало.

Почти ничего нового я там не обнаружил. Они писали, что погибшая жила в Ист-Виллидже, — а мне почему-то казалось, что жила она на другой стороне реки, в Куинсе. Гарфейн упоминал Флорал-парк, тот, что находится в округе Нассау; оказалось, там она выросла. Родители ее, как утверждала «Пост», погибли несколько лет назад в авиакатастрофе. У Марка, он же Сара, она же Куки, остался один-единственный родственник, брат, Адриан Блауштейн, оптовый торговец драгоценными камнями, проживавший в Фо-рест-Хилл и имевший офисы на Западной Сорок седьмой. Он куда-то уехал из страны, и известить его о смерти брата пока не удалось. Или сестры? Интересно, как он относится к родственнику, изменившему пол? Как этот респектабельный джентльмен расценивает поведение брата, превратившегося в сестру и занимавшегося непристойностями в чужих автомобилях? И значит ли что-нибудь для Адриана Блауштейна смерть Куки Блю?

А что она значит для меня?

«Смерть любого человека меня унижает, потому что я есть часть всего человечества». Смерть любого мужчины, любой женщины, любого существа, даже этого транссексуала. Неужели она меня унижает? И неужели я так тесно связан со всем остальным человечеством?..

Я до сих пор ощущаю, как дрожит под указательным пальцем курок револьвера.

Заказал вторую чашку кофе и стал читать другую историю — о молодом солдате, вернувшемся домой в отпуск. Жил он в Бронксе и однажды пошел на спортплощадку поиграть в бейсбол. Внезапно из кармана какого-то зрителя выпал револьвер, разрядился, пуля угодила в молодого человека и уложила его насмерть. Я перечитал эту историю еще раз — она меня очень расстроила.

Вот вам и еще один способ умереть. Господи, да ведь их же восемь миллионов, так чему тут удивляться?

* * *

Вечером, двадцать минут девятого, я спустился в подвальное помещение церкви на Принс-стрит в Сохо. Взял чашку кофе и, подыскивая свободное место, одновременно высматривал Джен. Она сидела во втором ряду справа. Я пристроился чуть дальше, рядом с кофейным столиком.

Выступавшей было под тридцать, пила она в течение десяти лет, последние три года провела на Бауэри. И, чтобы заработать на выпивку, попрошайничала и протирала стекла автомобилей на дорогах.

— Даже на Бауэри, — сказала она, — есть люди, которые не опускаются, следят за собой. Многие мужчины носят при себе бритву и кусочек мыла. Я же сразу попала к людям другой категории — тем, кто не моется, не бреется и не меняет белье. И какой-то тихий внутренний голос все время твердил мне: «Рита, ты попала именно на свое место»...

Во время перерыва мы с Джен встретились у кофейного столика. Мне показалось, что она обрадовалась, увидев меня.

— Был тут недалеко, по соседству, — объяснил я. — И вспомнил, что скоро начнется собрание. Подумал, что и ты, должно быть, тоже здесь.

— О, это одно из моих плановых собраний, — сказала она. — Зайдем попить кофейку, когда все закончится, о'кей?

— Конечно.

После собрания многие пошли в кафе на Вест-Бродвее. Устроились за двумя столиками. Мне не очень-то хотелось участвовать в их болтовне, да я и не слишком внимательно к ней прислушивался. Позже официант выдал каждому отдельный счет. Джен заплатила за свой кофе, я — за свой, и мы вместе вышли на улицу и направились к ее дому.

Я сказал:

— Я здесь вовсе не случайно...

— Ты меня удивляешь.

— Хотел поговорить с тобой. Не знаю, читала ли ты сегодняшние газеты...

— Об убийстве в Куинсе? Да, читала.

— Я там был. До сих пор всего трясет, вот и захотелось поговорить с тобой.

Мы зашли к ней в мастерскую, и она сварила целый кофейник кофе. Я поставил чашку перед собой — и тут меня словно прорвало. Когда перестал говорить и отпил глоток, кофе был уже холодный. Я рассказал ей все: о меховом манто Ким, о пьяных парнях в автомобиле и разбитой бутылке, о своей поездке в Куинс и о том, что мы там видели. И еще я рассказал ей о сегодняшнем дне — как я поехал на метро на Лонг-Айленд и побродил там. Потом вернулся к дому в Ист-Виллидже, где снимала квартиру Куки Блю, затем пересек остров и облазил все бары для геев на Кристофер-стрит, а потом прочесал все их злачные места на Вест-стрит.

Ко времени, когда я завершил это путешествие, связываться с Джоем Деркином было уже поздно, и я так и не узнал результаты криминалистической экспертизы.

— Убийца тот же, — сказал я Джен. — И он использовал то же оружие. Высокий мужчина, чрезвычайно сильный. И еще он зациклен на мачете, или как там называют это оружие.

Звонки в Арканзас ничего не дали. Адрес в Форт-Смите оказался вымышленным, что и следовало ожидать. А номер, под которым была зарегистрирована машина убийцы, на самом деле принадлежал оранжевому «фольксвагену», хозяйкой которого была преподавательница из детского сада в Файетвилле.

— Наверное, ездила на нем только по воскресеньям, — вставила Джен.

— Ну, примерно так. Короче говоря, этот тип приплел Арканзас точно так же, как Форт-Уэйн в Индиане. Но номер на машине был настоящий, вернее, почти настоящий. Кто-то догадался проверить список автомобилей, находящихся в розыске, и обнаружили темно-синюю «импалу», угнанную прямо с улицы в Джексон-Хайтс всего за два часа до убийства Куки. Номер тот же, под которым убийца зарегистрировался в мотеле, но, заполняя карточку, он переставил местами пару цифр, и, конечно, это был нью-йоркский номер, а вовсе не штата Арканзас.

Машина очень похожа на ту, которую описал управляющий мотелем. Проститутки, бродившие по улице как раз в то время, когда маньяк подцепил Куки, тоже указали на эту машину. Они сообщили, что какое-то время авто медленно двигалось вдоль тротуара, пока, наконец, пижон, сидевший за рулем, не остановил свой выбор на Куки.

Машину еще не нашли, но это вовсе не означает, что он до сих пор пользуется ею. Порой проходит немало времени, прежде чем удается обнаружить похищенную и затем брошенную угонщиком машину.

Иногда воры специально оставляют ее в местах, где запрещена парковка, и откуда полицейский грузовик отволакивает их на буксире на площадку-отстойник. Надеюсь, в данном случае этого не произойдет — обязан же кто-то проверять, не числится ли неправильно запаркованный автомобиль в списке угнанных. Но, как известно, далеко не все делается так, как надо. Впрочем, не важно. Мы уже знаем, что убийца бросил машину ровно через двадцать минут после того, как расправился с Куки, причем снова успев предварительно стереть все отпечатки пальцев.

— А не пора ли тебе завязать со всем этим, Мэтт?