— Эй, Роджер! — окликнул я его.
Он обернулся ко мне с взглядом незнакомца, будто прежде он никогда еще меня не видел.
— Что? — спросил он плоским голосом.
— Мне нужно было это сделать, — сказал я. — Честно.
Он не ответил. Он уже нащупывал на заборе ослабшие доски, которые я ему как-то показал.
Я подумал об отце и Арманде, о Ролли Тремайне и Гровере Кливленде. Мне захотелось исчезнуть, чтобы мой след тут же простыл. Но уйти было некуда.
Роджер отодвинул свободную доску в заборе и проскользнул в щель, а я почувствовал себя предателем. Разве не думаешь, что почувствуешь себя лучше, сделав что-нибудь прекрасное и благородное?
Моментом позже две руки схватились за верхнюю кромку забора, и появилось лицо Роджера.
— Тебе точно нужно было так поступить? — завопил он.
— Да! — крикнул я в ответ. — Это было важно!
Его лицо расслабилось и смягчилось, И я услышал его голос с другого конца огорода мистера Тибодё.
— Ну и черт с ним.
— Увидимся завтра! — завопил я.
Мои ноги, свешивающиеся с перил, снова закачались. Собирающийся сумрак смягчил острую кромку забора, черепицу крыш и отдаленный шпиль церкви. Я еще долго продолжал сидеть, ожидая, когда у меня, наконец, поднимется настроение.
Еще одна девушка Майка
Весь ужас был в том, что о ее пороках я узнал прежде, чем сам Майк. Я не отнесся к этому серьезно, потому что, в конце концов, она была всего лишь ребенком — девятиклассницей, и в отличие от Майка, я не был ею столь увлечен. И, наконец, мне стало жалко их обоих — кого из них больше, я так и не понял. Однако она была всего лишь еще одной его девушкой. Возможно, я ему завидовал. Завидовал его молодости, наблюдая, как однажды, услышав хриплый клаксон, он выбежал на лужайку к друзьям, приехавшим за ним на машине. На дороге стоял алый «MG». И во что было трудно поверить, что в него смогло поместиться столько людей. Машина напоминала некоего монстра со всеми торчащими из него руками и ногами. Новая подружка Майка сидела на заднем сидении. Мы с Элли раньше ее еще не видели. Он начал дружить с ней недавно. Майк всегда знакомил нас с каждой своей новой девушкой неохотно, потому что они появлялись у него и тут же исчезали, вчера они сходили в кино, а через неделю о ней уже никто не мог и вспомнить. Тут я увидел, как она в мольбе навстречу ему распростерла свои руки, и Майк тут же исчез в машине. В окне промелькнула лишь копна длинных темных волос, закрывшая его, и ее приятное лицо. Они спешили на пляж. Мотор взревел, и громкая музыка вырвалась из открытых окон. Взвизгнула резина, и алое тело машины рванулось вперед. За рулем сидел Алекс. Главным в его жизни, очевидно, было удовольствие от страха. В последний момент показался Майк, на прощание махнув нам рукой.
— Счастливые дети, — сказала Элли. Ее голос меня напугал. Я думал, что она была где-то на кухне и занималась обедом.
— Если этот сумасшедший Алекс по дороге их всех не убьет.
— Я бы не хотела снова вернуться в восемнадцать, а как ты, Джерри? — спросила она.
Я подумал о поездке на машине со сладким ветерком, о блестящем на солнце пляже, плещущихся волнах, неистощимой их энергии и девушках в бикини.
— Думаю, что нет, — неуверенно ответил я.
— Врешь, — засмеялась она. — Не рассказывай мне, что твой опасный возраст прошел.
Мы были женаты двадцать один год, и ей все еще удавалось заставить трястись мои коленки, лишь повернув голову и посмотрев на меня искоса.
— Мой возраст всегда был опасным, — сказал я, скорчив ей гримасу привидения.
— Интересно, почему она?
— Что она? — спросил я.
— Последняя подружка Майка?
— Как и все остальные, — ответил я.
Все девушки, которых Майк приводил в дом, были будто из одного инкубатора. Длинные волосы и короткие юбки, или длинные волосы и бедра, плотно обтянутые потертыми джинсами. Все они были вежливы и выглядели опрятно, все были накачаны полным комплексом витаминов еще со дня их рождения и начинали посещать дантиста с трех- или четырехлетнего возраста. Им нравились одни и те же песни из «Лучших Сорока», и они пахли одними и теми же духами. Их лексикон был обогащен такими словами, как «круто» или «тяжело», которые они вставляли в каждую свою фразу. Будучи выпускником средней школы, Майк увлекался баскетболом, английским языком и девушками. Английским, может быть, и нет, но это был единственный предмет, по которому у него в табеле были оценки «А». Хотя он был в ведущей баскетбольной команде школы, начиная с девятого класса, тренер больше держал его в запасных из-за его среднего роста, чтобы тот не слишком пропадал среди остальных, всех этих гигантов. Но Майк был послушным игроком, он умел выстроить игру и играл с большим удовольствием. Как-то раз в прошлом году, когда я сидел среди зрителей, перед самым финальным свистком он красиво провел мяч и забросил его в сетку так, что тот не коснулся обруча. Он обернулся, чтобы убедиться в своей позиции, и наши глаза встретились. Он улыбнулся, и его улыбка была чудом триумфа и гордости. На короткий момент Майк снова стал для меня мальчиком, которого я учил плавать и ловить рыбу, с которым мы могли долго ходить и болтать напролет где-нибудь в субботу. Позиции игроков и приветствия болельщиков для нас обоих не существовали. Мы были просто отец и сын, и этот момент был для меня еще более ценен, потому что я знал, что такие контакты между нами будут все реже и реже. Какое ему дело могло быть до отца, когда при виде его все девушки начинали прыгать и визжать?
Так на этот раз обернулось, что эта его новая девушка была из группы поддержки их баскетбольной команды. Ее звали Джейн, что было новым. Я ожидал нечто похожее на Дебби, Донну или Синди. Ее волосы водопадом спускались на ее плечи, разделяясь строго посередине, а в глазах сияла синева бесконечной глубины. Она выглядела опрятно, и у нее были идеально ухоженные зубы. И еще ее любимым словом было «вау», которым она выражала удивление и восхищение.
Майк был ею ослеплен, хотя, если быть откровенным, то она была точной копией девушки, чье имя я забыл — Майк приводил ее домой несколькими неделями до того. Он не мог оторвать от нее глаза и жадно поедал ее взглядом, как только она оказывалась рядом с ним. Его даже совсем не раздражали ее «вау», произносимые по два раза в минуту, как, например: «Вау — какая тяжелая песня» или «Вау — какой изящный свитер». Слово «изящный» она любила почти так же, как и «вау». Когда одними и теми же повторяющимися словами украшено каждое предложение, то это начинает раздражать, особенно, если ты это слышишь в любой другой комнате, пытаясь собраться, чтобы продолжить чтение книги или чтобы спокойно посмотреть телевизор.
Можно сказать, что мне уже удалось привыкнуть к шуму молодежи в нашем доме. Иногда по выходным Энни приглашала в дом своих друзей по колледжу на спонтанные вечеринки с песнями и смехом. Джулия (ей было четырнадцать) приводила с собой компанию помладше, и некоторые из ее подруг стремились познакомиться с Майком. И, казалось, что телефон звонил не прекращая, на диске проигрывателя всегда крутилась пластинка, а телевизор никогда не выключался. Элли называла это «дружеским вторжением», но мне это казалось «дружеским» лишь, когда дверь моей комнаты была плотно заперта.
Джейн стала частью этого «вторжения» и шума на продолжении последней осени и баскетбольного сезона. Майк участвовал в каждой игре. Один из «Голиафов» переломал себе лодыжку, и на долю Майка выпало его заменить. Он мог опустить глаза, забросив очередной мяч в корзину, и Джейн тут же начинала прыгать в радостном триумфе. Пять девочек группы поддержки, как обычно, были на трибунах, и иногда я не мог выделить ее среди других.
Снег пошел рано, и по выходным, а иногда и по вечерам обычных дней они уходили на каток или в лес, чтобы прокатиться на коньках или на лыжах. «Молодые почем зря тратят силу», — как-то сказал я Элли. Майк провалил контрольную по алгебре, и к нам домой пришла предупредительная открытка.
«Нужно поговорить с ним», — сказала Элли.
Что я и сделал. Он пообещал быстро улучшить свои оценки также и по другим предметам. «Что ты думаешь о Джейн, Па?» — спросил он. — «Ты ничего в ней не находишь?»