Тройка наконец пересекла реку и приблизилась к Зимнему дворцу, и тут сердце аббатисы на мгновение сдавил страх. Облако набежало на солнце. Она не знала, каким человеком стала ее подруга и защитница, которая давно перестала быть маленькой Софией из Померании. Всей Европе она была известна теперь как российская императрица Екатерина Великая.
Екатерина Великая, императрица всея Руси, сидела за туалетным столиком и смотрела в зеркало. Ей исполнилось шестьдесят два года, была она ниже среднего роста, полная, с высоким благородным лбом и тяжелым подбородком. Ее ледяные синие глаза, обычно полные жизни, этим утром были серыми и тусклыми, веки опухли и покраснели от пролитых слез. Две недели провела она затворницей в своих покоях, отказываясь встречаться даже с родными. За стенами царских апартаментов двор также пребывал в трауре. Двумя неделями раньше, двенадцатого октября, во дворец принесли черную весть: князь Потемкин умер.
Потемкин, который возвел Екатерину на российский трон. Потемкин, который когда-то вручил ей кисточку с эфеса своего меча, чтобы она приколола ее на платье, усадил на белого коня, и она повела мятежных гвардейцев, чтоб свергнуть с царского престола ее мужа. Потемкин, который был ее любовником, ее министром, генералом ее армии и наперсником. Потемкин, которого она называла «мой единственный муж». Потемкин, который на треть расширил ее империю, раздвинул границы до Черного и Каспийского морей. И вот теперь он мертв.
Он умер по дороге в Николаев, гнусной, собачьей смертью. Умер оттого, что ел слишком много фазанов и куропаток, объедался окороками и салом, пил слишком много кваса, пива и клюквенного ликера. Умер оттого, что ублажал слишком много пухленьких дворянок, которые следовали за ним, словно маркитантки, ожидающие крошек с его стола. Он промотал пятьдесят миллионов рублей на прекрасные дворцы, ценные украшения, французское шампанское, но при этом он сделал Екатерину самой могущественной женщиной в мире.
Фрейлины молча порхали вокруг нее, словно бабочки, напудривая ее волосы и завязывая ленты на туфлях. Она стояла, а фрейлины накинули ей на плечи бархатную серую мантию, надели регалии, которые она всегда носила при дворе: кресты Святой Екатерины, Святого Владимира, Святого Александра Невского, ленты Святого Андрея и Святого Георгия украшали ее грудь вместе с тяжелыми золотыми медалями. Екатерина расправила плечи, демонстрируя великолепную осанку, и вышла из своих покоев.
Сегодня впервые за десять дней она появится перед придворными. В сопровождении личного телохранителя она зашагала по длинным коридорам Зимнего дворца, мимо шеренг гвардейцев, мимо окон, за которыми несколько лет назад ее корабли готовились отправиться по Неве к морю, чтобы встретиться там со шведским флотом, уже выстроенным для атаки на Санкт-Петербург. Екатерина задумчиво смотрела на город за окнами.
Вскоре ей предстоит увидеть ее двор, это сборище подлецов, которые называют себя дипломатами и придворными. Они сговаривались против нее, планировали ее низвержение. Ее собственный сын задумал цареубийство. Но теперь в Петербург приехала одна персона, которая могла спасти ее. Женщина, у которой в руках была сила, потерянная Екатериной после смерти Потемкина. Именно этим утром прибыла в Петербург ее подруга детства, Элен де Рок, аббатиса Монглана.
После недолгого пребывания на виду Екатерина рука об руку с ее нынешним любовником Платоном Зубовым вернулась в свои личные апартаменты. Аббатиса уже ждала ее в обществе родного брата Платона, Валерия. Она поднялась, увидев императрицу, пересекла комнату и обняла ее.
Подвижная для ее лет и тонкая, как высохший тростник, аббатиса светилась от радости под взглядом подруги. После жарких объятий аббатиса бросила взгляд на Платона Зубова. Одетый в небесно-голубой сюртук и обтягивающие лосины, он был так увешан медалями, что казалось странным, как он не падает под их тяжестью. Платон был молод, обладал приятными, нежными чертами. Невозможно было ошибиться в его роли при дворе: во время беседы с аббатисой Екатерина не отпускала его руку.
— Элен, как часто я мечтала о твоем приезде! Даже не верится, что ты наконец здесь. Господь услышал мои молитвы и привел ко мне подругу детства.
Она сделала знак аббатисе, разрешая той сесть в большое удобное кресло, сама же села рядом. Платон и Валерий встали за их спинами.
— Это надо отметить. Однако, как ты видишь, я в трауре и не могу устроить fete12 по поводу твоего приезда. Я предлагаю вместе пообедать сегодня в моих покоях. Мы сможем смеяться и радоваться, притворившись на минуту, что снова вернулись в детство. Валерий, ты не откроешь вино, как я учила тебя?
Валерий кивнул и подошел к буфету.
— Ты должна попробовать это вино, моя дорогая, — продолжала Екатерина. — Это самая большая ценность при моем дворе. Оно было привезено из Бордо самим Дени Дидро много лет назад. Я ценю его, как если бы оно было драгоценным.
Валерий разлил темное красное вино в маленькие хрустальные бокалы. Женщины сделали по глотку.
— Великолепно! — сказала аббатиса, улыбаясь Екатерине. — Но никакое вино не сравнится с тем эликсиром, что бежит по моим жилам при виде тебя, моя Фике.
Платон с Валерием переглянулись, услышав столь фамильярное обращение. Фике было детское прозвище императрицы, урожденной Софии Анхальт-Цербстской. Платон, пользуясь привилегиями любовника, мог набраться храбрости, чтобы в постели называть императрицу «владычицей своего сердца», но на людях он всегда обращался к ней «ваше величество», так же как и ее дети. Однако, как ни странно, императрица словно и не заметила дерзости французской аббатисы.
— Теперь скажи мне, почему ты так задержалась во Франции? — спросила Екатерина. — Когда ты закрыла аббатство, я думала, ты сразу же приедешь в Россию. Мой двор полон беженцев, особенно с тех пор, как ваш король был схвачен в Варенне при попытке тайно покинуть страну и стал узником собственного народа. Франция — это гидра с двенадцатью сотнями голов, государство анархии. Эта нация сапожников перевернула естественный порядок вещей!
Аббатиса была удивлена, услышав, в какой манере выражается столь просвещенная правительница. Конечно, Франция стала опасной. Но неужели это та самая царица, которая поддерживала дружескую переписку с Вольтером и Дидро? Ведь эти философы, известные своими либеральными взглядами, проповедовали классовое равенство и были противниками войны…
— Я не могла приехать сразу, — ответила аббатиса на вопрос Екатерины. — У меня были дела, которые следовало закончить.
Она со значением посмотрела на Платона Зубова, который стоял за спинкой кресла Екатерины и поглаживал ей шею.
— Но об этом я могу говорить только с тобой, — закончила Элен.
Екатерина какое-то время молча смотрела на нее, потом обронила:
— Валерий, ты с Платоном Александровичем можешь оставить нас.
— Но, мое обожаемое величество…— начал Платон Зубов тоном капризного ребенка.
— Не бойся за мою безопасность, мой голубь. — Екатерина похлопала фаворита по руке, лежавшей на ее плече. — Мы с Элен знаем друг друга без малого шестьдесят лет. Не будет вреда, если мы останемся с ней одни на несколько минут.
— Разве он не красив? — спросила царица, когда оба молодых человека вышли из комнаты. — Знаю, мы с тобой выбрали разные дороги в жизни, моя дорогая. Надеюсь, ты поймешь, когда я скажу тебе, что чувствую себя маленькой мошкой, греющей крылышки на солнце после холодной зимы. Ничто так не гонит соки в старом дереве, как забота молодого садовника.
Аббатиса ответила не сразу, раздумывая о том, правильно ли она поступает. Ведь хотя они постоянно обменивались посланиями и переписка их была по-дружески теплой и доверительной, она не видела свою подругу детства в течение долгих лет. Правдивы ли слухи о ней? Можно ли довериться этой стареющей женщине, погрязшей в плотских грехах и ревностно оберегающей свою единоличную власть?
— Я шокировала тебя? — улыбнулась Екатерина.
— Моя дорогая София, — сказала аббатиса, — я прекрасно знаю, как любишь ты подобные выходки. Помнишь, когда тебе было только четыре года и тебя должны были представить при дворе короля Пруссии Фридриха Вильгельма, ты отказалась поцеловать галун на его костюме?