У него перехватило дыхание, а ноги ослабли. Он отчетливо представил их наверху, как будто сам забрался туда, ощутил высоту и почувствовал головокружение.
Передохнув, мальчишки принялись бегать по балкам над пролетом. Рогов хотел закричать, остановить их, но боялся отвлечь их криком: он застыл, сжался и оцепенело смотрел вверх, не двигаясь. Весь он был точно скован морозом.
Некоторые балки не были видны, и казалось, мальчишки сами по себе носятся в воздухе; вполне верилось, что они ненароком могут отбежать в сторону и вернуться.
Сверху доносились неразборчивые оживленные голоса и смех. "Веселятся", - подумал Рогов. Страх отпустил его, и теперь он испытывал зависть: сверху им открывался ночной простор, разбросанные огни, а до звезд в разрывах облаков было подать рукой.
Рогов бросился к башне, схватил на бегу металлический прут и принялся бешено колотить им по толстой опорной трубе.
- Прекратите! Прекратите! - кричал он, матерясь. - Сопляки! Балбесы! Слезайте, к чертовой матери!
Он еще продолжал стучать, а они уже торопливо лезли вниз; в тишине, как камертон, звенела башня - протяжным угасающим звоном.
Рогов повернулся и зашагал к дороге. Он влез в машину и включил печку: его знобило. Мальчишки подошли и сконфуженно остановились.
- У вас мозги есть? - хмуро спросил Рогов. Они виновато молчали. Цирк устроили. Что, жить надоело?
Они потупились, словно он был их начальником и распекал по работе.
- Я вас спрашиваю!
Они молчали. В тишине с шоссе донесся гул машины.
- Можно, мы пойдем? - тихо спросил маленький после долгого молчания.
- Садитесь, - мрачно приказал Рогов.
- Нам тут близко, - сказал высокий.
- Садитесь. А то еще куда-нибудь заберетесь. Я из-за вас спать не буду.
Они въехали в поселок и проехали по улице мимо темных окон. Свет фар скользил по заборам и отражался в черных стеклах.
- Здесь, - сказали они.
Машина остановилась возле большого рубленного дома. Теперь нужно было проститься, на этот раз окончательно. Все долго молчали.
- Ну, что ж... - сказал Рогов. - Прощаемся?
- Чаю хотите? - неожиданно предложил маленький.
Рогов посмотрел на часы: к отбою он уже опоздал.
- Хочу, - сказал он.
Втроем они вошли в темный дом, за дверью слышался многоголосый храп.
Вспыхнул свет, осветил бревенчатую кухню с большой печью, от которой несло теплом; на веревке сушились портянки и носки, у печи шеренгой стояли сапоги.
- Садитесь, - пригласил маленький.
Рогов сел к дощатому столу, высокий достал термос и кружки и налил всем крепко заваренный чай. Маленький нарезал большими кусками хлеб, намазал сгущенным молоком. Было тихо.
- Я на шахте работал, тоже в общежитии жил, - сказал Рогов.
Они ели, посматривая на него, и не решаясь говорить.
- Сколько те балки? - спросил он.
- Какие? - не понял маленький.
- По которым вы бегали...
- Широкие. Двести миллиметров. - Высокий пальцами отмерил на столе расстояние.
- Двадцать сантиметров. - Рогов неодобрительно покачал головой: куда как широко.
- Да там по прямой шагов восемь или девять всего, - успокоил его маленький.
"Всего", - подумал Рогов и представил себя там, наверху: нет, лучше без судей и без правил играть с канадцами.
- А работать вы должны в поясах?
- Должны, - вяло ответил маленький, а высокий промолчал.
Рогов допил чай и посмотрел на часы. Пора, он встал.
- Может, переночуете? - тихо и без всякой надежды спросил маленький.
В тишине из-за стены глухо доносился храп. Мальчишки напряженно смотрели ему в лицо, ожидая ответа.
- Я уступлю вам кровать, - быстро сказал высокий.
- Мне рано вставать, - ответил Рогов в сомнении.
- У нас будильник, - торопливо сказал маленький.
Они повели его в соседнюю комнату, где было жарко и душно и стоял густой храп. Вспыхнул яркий свет. Рогов увидел просторное помещение, в котором было десять кроватей; на всех, кроме двух, спали люди.
- Зря зажгли, разбудите, - сказал Рогов, щурясь от света, но никто не проснулся.
Стены комнаты были оклеены журнальными картинками, фотографиями киноактрис, снимками хоккейных матчей. Он увидел и себя - на льду с кубком, поднятым над головой. Пахло прелой одеждой, мазутом, потом и было шумно от храпа. "Давно я не был в рабочих общежитиях", - подумал Рогов, ложась на кровать. И уже погружаясь в сон, он услышал шепот на соседней кровати:
- Никто и не поверит, что у нас Рогов ночевал. И не докажешь.
Он вспомнил о маленькой клюшке и маленьком ботинке с коньком, висящих на ветровом стекле. "Надо будет им отдать", - подумал он и уснул.
Его разбудили в шесть утра. Кроме мальчишек, в комнате все еще спали. Он вышел на улицу, плечи и спину охватил озноб. Было темно, холодно, туманно, в тумане чернели ближние дома. Рогов крепко потер щеки, чтобы прогнать сон, потом завел мотор, оставил его греться и вылез.
На парнях были теперь теплые ватные куртки, брезентовые брюки, заправленные в сапоги, монтажные пояса, к которым были приторочены каски, - рабочая одежда делала их, как форма хоккеистов, крупнее, чем они были на самом деле.
- До свидания, - сказал маленький. - Спасибо.
- И вам спасибо. - Рогов пожал им руки. - Пока...
- Вы теперь в Канаду поедете? - спросил высокий.
- Поеду, если возьмут.
- Вас возьмут, - убежденно сказал маленький.
- Возьмут, - подтвердил высокий.
- Ну, раз вы так уверены... - улыбнулся Рогов.
- Хоть раз бы съездить, - мечтательно и печально улыбнулся высокий.
Рогов сел в машину и тронулся с места. Потом остановился и открыл дверцу.
- Обещайте, что без поясов вы там шагу не ступите. Обещаете?
Оба кивнули.
- Смотрите, вы слово дали. - Он захлопнул дверцу.
Рогов проехал по улице, в некоторых окнах уже горел свет. Он выехал из поселка и в размытой темноте увидел над полем красные огни; отсюда не понять было, на какой они высоте.
Огни висели высоко в черном небе, и казалось, они не связаны с землей, а горят сами по себе, как звезды.
Он подумал, что забыл отдать мальчишкам подарки, и огорчился.
Над лощинами стоял туман, но небо было чистым, и Рогов видел красные огни все время, пока ехал через поле. Он испытывал какую-то неловкость, смущение, но не отчетливо, а так, смутно, невнятно.
Он выехал на шоссе, прибавил скорость, машина понеслась, прорезая фарами сумеречный воздух; в кабине играла музыка, было тепло и уютно. Теперь ему предстояло так ехать до самой Москвы. Вскоре должно было светать.