– Ксения живет в Краснодаре, работает в инвестиционной компании. Финансами не занимается, она психолог в коллективе. Специализация… напомни, пожалуйста, Ксюша.
– Конфликтология, – вздохнула девушка, – поддерживаю парниковую температуру в дендрарии…
– Ты хотела сказать, в серпентарии, – поправил Голицын. – Держись, Ксюша…
– Спасибо, Игорь Максимович, я держусь, – прошептала девушка.
– Пэрмэтэ муа де ме прэзэнтэ… – блеснул отрывочными познаниями французского бизнесмен, – а проще говоря, позвольте представить вам – Робер Буи и его дражайшая половина Николь. Мои давнишние друзья и деловые партнеры. Вернее, партнер – Робер, – Голицын сдержанно улыбнулся. – Мой друг – мон ами. Даже правильнее сказать: мон майер ами – мой лучший друг. А Николь хозяйничает в лавке по продаже финтифлюшек на Елисейских Полях. Очень продвинутая личность. Актриса, музыкант, художница, домохозяйка…
– О, да-да, – картаво забормотала француженка. – Актрис, мюзисьен, пэнтр, мэнажэр… Финти… Как ты сказал, Игор? – женщина вскинула стреловидные ресницы. – Флюшки? Это что такое?
– Это то, что ты продаешь, Николь. Очень полезные и незаменимые в хозяйстве предметы. Цепочки, искусственные кактусы, резиновые крокодилы, пуговицы с мундиров наполеоновских солдат, каменные фаллосы, сработанные ремесленниками времен династии Цин… – он виновато покосился на закрывшую глаза Ольгу Андреевну. – С Робером нас связывает долгое и плодотворное сотрудничество в сфере бизнеса.
– О, это есть действительно так, – важно выпятив губы, сообщил француз. – Игорь помог с инвестициями мне, я помог Игорю.
– И мы весьма довольны друг другом, – резюмировал Голицын. – И просто невозможно обойти стороной нашего любимого друга господина Феликса Печорина. – Голицын оборотил свой взор к толстяку, который развалился на кушетке и перебирал пухлыми пальцами пуговицы на едва сходящейся на животе жилетке. – Человек, которого невозможно не любить.
«Мне не нравится в нем лишь три вещи, – подумал Турецкий, – подбородок».
– Мне кажется, я вас где-то видел, – пробормотал Турецкий, – вы не выступали на последней ассамблее ООН?
– Не зовут, – развел руками толстяк.
– Феликс Печорин – известный в столице и за ее пределами писатель-беллетрист, – продолжал подбрасывать информацию Голицын, – автор модных детективов о похождениях гениального сыщика Михаила Вагнера и его шустрого помощника журналиста Пичугина. Тонкий психологический сюжет, непременно несколько перестрелок, пара драк – и в качестве обязательного условия совершенно непредсказуемая развязка. В прошлом году суммарный тираж книг моего старинного школьного приятеля превысил тиражи знаменитых Пушкова и Донец-Поляковской. Вы могли его видеть, например, на встречах, которые Феликс регулярно проводит со своими восторженными читателями, или на канале «Культура», куда его не так давно приглашали на творческий диспут и который закончился, к сожалению, скандалом. Но это нормально – критики по отношению к Феликсу занимают однозначно… неоднозначную позицию.
– И это совершенно естественно, – украдкой подмигнул толстяк. – Джонатан Свифт еще подметил: критика – налог, который великий человек платит публике.
– Вспомнил, где вас видел, – сообразил Турецкий, – на рекламном плакате в газетном киоске, где я ежедневно покупаю свежую прессу. Внешность киоскерши интереса не представляет, вот и приходится глазеть по сторонам, пока она считает мелочь.
– Пусть так, чем никак, – добродушно прогудел Феликс. Он не собирался обижаться – вероятно, человек, и в самом деле, коммуникабельный.
– Феликс Печорин – творческий псевдоним, – подала голос Ксения. – Настоящая фамилия нашего литератора – Ряхин. Алексей Ряхин. Разумеется, невероятно сложно добиться с такой фамилией популярности…
– Фу, ну, зачем, милочка? – поморщился писатель. – Право слово, такие подробности никого из присутствующих не интересуют.
– Интересует то, что наш писатель в процессе творчества не всегда высасывает сюжеты из пальца. Он часто контактирует с представителями правоохранительных органов, частных сыскных структур и, чего уж греха таить, представителями, хм, неформальных организаций. А так как занимается своим ремеслом он уже много лет, то, покопавшись в памяти, вспомнил некогда популярного в Москве следователя прокуратуры Турецкого, на счету которого было не меньше сотни успешно раскрытых дел.
– Популярность – явление временное, – пробормотал Турецкий.
– Ах, как вы правы, – патетично возвестил литератор. – Иллюзий не питаю, пройдет еще год, другой, третий – и, увы, вся эта, с позволения сказать, литература станет никому не нужна. Такая же фигня приключилась и с вами. Хм, сферы приложения наших усилий, конечно, несколько разные…
– Я, кажется, догадался, – усмехнулся Турецкий. – Вы пришли к досадному мнению, что, будучи специалистом по раскрытию преступлений, Турецкий не мог пойти на ничем не обоснованное убийство незнакомого человека. Тем более в состоянии, весьма приближенном к коме. Поздравляю, господа, вы на верном пути.
– Господин Манцевич, немного знакомый с криминалистическими процедурами, уверяет, что смерть наступила в промежутке от часа до двух ночи, – сказал Голицын. – Разумеется, никто не собирается вас обвинять. Опустим пока вопрос, как вы попали на яхту. Будем считать, что дело житейское. Оказались в каюте и сразу уснули.
«Интересно, как Манцевич определил время смерти? – недоуменно подумал Турецкий. – Приложил руку ко лбу покойника?»
– Представляю вам господина Манцевича Альберта Яковлевича, – объявил Голицын, – мой секретарь, помощник, консультант по особого рода вопросам.
«И заплечных дел мастер», – мысленно закончил Турецкий.
Не нуждающийся в представлении Манцевич воздержался от учтивого кивка, но от язвительной ухмылки воздержаться не смог.
– Кстати, у меня имеется пара слов к господину Манцевичу, – встрепенулся Турецкий. – Я прощаю вам, Альберт Яковлевич, ранее случившееся рукоприкладство, но если вы попробуете еще разок распустить руки, мне придется ответить, и вам, ей-богу, не понравится. Так что держите свои позывы при себе, договорились? И мне абсолютно безразлично, что подумаете об этом вы и ваш шеф.
Физиономия Манцевича местами порозовела. Голицын сделал предупреждающий жест.
– Не ссорьтесь, дети. Александр Борисович, возможно, прав – нужно уважительно относиться друг к другу. Представляю вам Герду – м-м… работницу нашего дома. Она любезно согласилась прокатиться с нами из Москвы до Сочи.
Дама с тугими «наростами» на макушке с достоинством кивнула и задрала нос.
– А также двух матросов – Глотова и Шорохова, которые в данный момент работают и подойти не могут. Ну, и Салим – наш семейный ангел-хранитель. Не следует обращать внимание на его мусульманское имя, человек родом из Татарстана и до сегодняшнего дня неплохо справлялся со своей работой.
В распахнутых дверях на палубу возникла подтянутая фигура телохранителя в спортивном пиджаке.
– К чему эти утомительные представления, Игорь Максимович?
– Вы еще не догадались, Александр Борисович? – бизнесмен удивленно взметнул брови. – Хотите честно заработать?
– Не хочу, – помотал головой Турецкий, – я в отпуске.
– Не хотите заработать?
– Честно – не хочу. Это шутка, Игорь Максимович. Но в каждой шутке, как известно…
– Признаюсь по секрету, Александр Борисович, – вкрадчиво сказал Голицын. Глаза его сделались стальными, челюсть отвердела – и сразу же втянула голову в плечи Ирина Сергеевна, – хотя для остальных присутствующих это не является секретом. Я вполне миролюбивый и компанейский человек, если дело касается досуга и прочих семейных ценностей. Но в отношении работы и дел, которые я считаю важными и основополагающими, со мной лучше не спорить. Вы находитесь на борту моей яхты, поэтому будьте добры играть по правилам, которые здесь устанавливаю я. Не хотелось бы вам угрожать, а также применять меры воздействия…
– Между прочим, сермяжная правда, – вставил писатель. – В делах наш Игорь Максимович крут, и под горячую руку ему лучше не попадаться. Смиритесь, Александр Борисович, – вы в чужом монастыре.