— Заварите, дядя Боря? — она сняла с полки пачку хорошего листового чая.
— Давай уж сама, ты мой вкус знаешь.
Рублев с удовольствием наблюдал за маленькой хозяйкой. Между затейливыми емкостями она ловко пристроила хрустальный стакан со своим подарочным букетом, критически оценила композицию и задала вопрос «в никуда»:
— Может, мужчины, вам и рюмочки пригодятся? В холодильнике водка имеется и лимончик. Сыр тоже есть — пойдет на закуску.
— Ну и невестка у тебя, Борис! — Андрей не впервые видел Сережкину пассию (парень приводил ее в тир), но никогда не замечал в ней маленькой женщины.
Сергей, как ни странно, не зарделся и не отвернулся, только кивнул. Он не помогал своей подружке хозяйничать, зато успел почистить и покрыть жирным кремом ее смешные полудетские сапожки, украшенные листочками и ягодками.
— Садитесь уже, я пока яичницу на всех сделаю. Сереж, тебе глазунью или взбить? А вам, мужчины?
Матерые холостяки пожали плечами, для них ситуация была слишком неожиданной и неоднозначной. Дитя тринадцати лет от роду спокойно и уверенно распоряжалось рублевскими рюмками-тарелками, сыром и водкой. И взрослым это, похоже, нравилось, казалось уместным. Андрей присел на край табуретки. Он вдруг остро почувствовал, как скоротечна и предсказуема жизнь. Если дети рождаются, растут, значит, кто-то, пришедший в мир раньше их, стареет и уходит. Все это знают о других, но с трудом примеряют на себя. Девочка, годящаяся ему в дочери, умело управляется с хозяйством, на равных садится к столу, берет на себя ответственность за коллективный обед или ужин. Не одна она, наверно, такая. Галя спокойно перепоручила Петьку своей дочери, пока уточняла, как с ним себя вести. Взрослые дети — пожилые родители. Пожйлые, — Подберезский переставил ударение на «жи». Да, пожили они с Комбатом немало, а уж пережили — на сотню обывателей с лихвой хватит. Вот только главного — потомства, последователей себя, своей крови — не нажили. Комбат если не биологию, то хотя бы психологию свою продолжил — Сережку растит. А он? Какой след оставит?
— К столу, к столу, времени у нас немного, — Рублев отвлек товарища от философствований. — Я водку отменил, не обессудь, — на случай, если ехать придется. Так что яичница с тертым сыром и маслинами на первое, чай с пирожными на второе.
Танечка ела мало, поклевывая из тарелки, как воробышек, хлеба вообще не взяла.
— Родители-то дома? — поинтересовался Рублев у девочки. Делал он это больше из вежливости, чем из любопытства.
— В Китае, послезавтра чартером прилетят. Завтра отпустите Сережу ко мне после занятий, он уборку поможет сделать?
— Когда я его не отпускал? Ваше дело детское — перед родителями отчет держать по всем вопросам.
Сережка обмакнул кусок хлеба в яичный желток и только промычал нечто выражающее согласие с высказыванием отца.
— Жалко, информатику отменили, — чувствуя, что оживления за столом не прибавляется, Танюша старалась вести беседу.
— Между прочим, — Сергей наконец покончил с глазуньей и тянулся за эклером, — говорят, она вообще уволилась.
Таня чуть не подавилась слоеной трубочкой с кремом.
— Кто говорит? Завуч четко объявила — заболела. Я не ослышалась. Можно Надьке позвонить, переспросить!
— Вас специально дезинформировали, мне Белкин по секрету рассказал. Когда в ее десятом честно признались, у одной девочки сердечный приступ был. Или не приступ — истерика, а может, припадок. Короче, «скорую» вызывали, домой звонили. Поэтому решили сообщать плохие вести аккуратно — Аленку ведь любили все. Белкину можно верить — его старшая сестра в приемной директора секретаршей сидит. Кстати, я даже знаю, кто в обморок падал, — миллионерка.
— Это та, которой пиццу носят из ресторана?
— Точно, дочка спонсора, Ира Волошко.
Рублев с Подберезским переглянулись. Трудно сейчас решать, но возможно, что этот трогательный факт станет одним из звеньев в цепочке, ведущей к Алене Игоревне.
В четырнадцать двадцать пять Комбат спустился к подъезду. Еще через три минуты невдалеке от него припарковался грязно-зеленый «жигуленок»-девятка. Из облезлого авто вышел водитель — крепко сложенный мужчина в поношенном джинсовом костюме. Опытный глаз легко заметил бы под утепленным джутом оружие. Водитель быстро огляделся и стал, прижавшись спиной к своему неприметному средству передвижения.
Ровно в четырнадцать тридцать Комбат приблизился к телохранителю и произнес свою фамилию. Тот вежливо кивнул, отступил в сторону и позволил гостю сесть в салон.