Он схватил за волосы девушку, старавшуюся прошмыгнуть мимо. Она была совсем молоденькой, лет шестнадцати. Вскрикнув, она повисла на его руке, тщетно стараясь высвободиться.
– Прекрати орать! – тюремщик хорошенько встряхнул её. – Говори, в чём дело?!
– Там Рыжая родила! Ой, ой! Дитё. Ааа! Отпусти!
– Чего? – у стражника по спине пополз неприятный, первобытный мороз, и он досадливо отшвырнул девушку. Та, всхлипывая, быстро поползла в спасительную темноту.
Перебрав ключи, он открыл тяжело поддавшийся замок и шагнул в камеру. Вокруг зашипел змеиный клубок.
– Кто сунется к двери – все кости переломаю, ясно?! – рявкнул он разъярённо, со всей силы треснув дубинкой по решётке. Та глухо задребезжала, напоминая удар колокола. Вокруг всё затихло.
Темница была небольшая. Сделав пять или шесть шагов, стражник остановился, не решаясь подойти ближе. Тут в углу, на соломе, которая была собрана со всей камеры, лежала на спине женщина. Юбка её была бесстыдно задрана, грудь тяжело, облегчённо вздымалась, к себе она прижимала что-то маленькое, сморщенное, красное, всхлипывающее. Рыжие волосы женщины были размётаны по каменному полу.
Охранник был не в силах сделать больше и шага. Незримая, могущественная сила удерживала его. Как и любой мужчина, столкнувшийся с таинством рождения, он не мог заставить себя приблизиться. В такие моменты кажется, что врата, открывшиеся, чтобы впустить в мир новую жизнь, могут захлопнуться, забрав с собой того, кто не успел отскочить.
Но тут раздался пронзительный, полный негодования детский крик, и тюремщик будто пришёл в себя.
– Проклятая! – крикнул он, делая шаг вперёд. – Не хватало нам тут ещё твоего ублюдка!
Женщина, распахнув глаза, вдруг приподнялась с пола, прижимая ребёнка к груди. Она вжалась в стену, глядя на охранника безумными, горящими глазами. Этот взгляд, отчаянный и умоляющий, даже грозящий, заставил его приостановиться. Ему вдруг вспомнилась мать, далёкая картина, когда та, в муках, родила ему сестру…
– Не тронь, – прошептали губы женщины, налитые, кроваво красные от укусов. Она прижимала к себе вздрагивающего малютку.
Рассвирепев, тюремщик только открыл было рот, но тут его взгляд упал на спинку ребёнка, которая теперь была ему хорошо видна…
– Это ещё что? – проговорил он удивлённо, почти брезгливо, сощуриваясь. Женщина прикрыла дитя одеждой, продолжая сверлить мужчину горящими глазами.
«Не тронь!»
Барон сидел перед пылающим очагом, погружённый в свои мысли. Огонь приплясывал и гудел, но всё равно не мог заглушить грохота бури, разразившейся за прочными стенами. Но даже стенания стихии не могли вывести Горвея из его угрюмого, мрачного настроения. Ему не нужна была тишина. Большинству людей, чтобы спокойно сосредоточиться, нужно, чтобы вокруг было относительно спокойно, но старый барон мог погружаться в свои чёрные, словно тина вязкие мысли, даже в окружении толпы людей. Что же тут говорить о грозе?
Он, вообще то, не был старым. Это был мужчина лет сорока или может чуть больше, крепкий, величавый, словно лев, но с жестокими, холодными глазами, один взгляд которых заставлял кровь стыть. И пусть время ещё не сделало из него старика, но по тёмным его волосам уже бежали серебристые струйки седины, стекая на потускневшую бороду. Две жёсткие морщины, пролёгшие между густых бровей, никогда не сглаживались, всё его лицо было иссечено шрамами годов, хотя прожил он не так уж и много. Да, барону было около сорока, но седина, морщины, и этот страшный, пронизывающий насквозь взгляд, делали его похожим на старика, прожившего много десятилетий, пережившего всех своих родных и стерегущего свой век в одиночестве и угрюмой злобе.
Многие говорили, что будь у Горвея жена, она бы уж смогла справиться с его невыносимым характером, смирив в нём жестокость и гордыню, сделав его более терпимым и добрым правителем для города. Барон, слыша за спиной эти толки, только зло усмехался, зная, что ни одна женщина не смогла бы не то что изменить его, но даже и сама выдержать его характер! Он не женился не потому, что не хотел портить жизнь какой-нибудь молодой девушке, но потому что сам не хотел тратить время на такую ерунду. Жена? В бездну. Связать себя с какой-то семьёй, которая станет нуждаться в покровительстве? Терпеть в своём замке капризную, слабую, глупую женщину, окружённую мамками, няньками, служанками, гувернантками и ещё толпой прочих бесполезных слуг? Нет, в бездну.
Кроме неприязни к женитьбе, барон, ко всему прочему, сам по себе не выносил женщин.