Они почтительно замерли в благоговейном трепете. Им хотелось дать понять Маркидану, как они огорчены, что опоздали, что это столь желанное решение было принято без них. Но что поделаешь, такие вопросы единолично решает Маркидан, который властен сместить даже самого Бузю.
«Его придется заменить сегодня же. Ночью он покончил с собой!» — произнес Маркидан раздельно, с нажимом, уже не глядя в их сторону, после чего снял с вешалки шляпу и молча вышел.
Перевод с румынского И. Огородниковой.
АЛЕКУ ИВАН ГИЛИЯ
С чувством глубокого волнения я представляю на суд советского читателя несколько картин из жизни тех лет, когда на долю моих соотечественников выпали тяжелые испытания второй мировой войны. Хотя на всех широтах земного шара написаны целые библиотеки о духовных и физических страданиях, пережитых человечеством, пораженным самым страшным бедствием, известным истории, все-таки многое еще следует сказать о тех поистине трагических днях и ночах. Писательская совесть будет и впредь неустанно возвращаться к чудовищным преступлениям войны, стремясь электризовать отяжелевшую память человечества, заставить бодрствовать сознание молодых поколений, не испытавших войны. Нельзя забывать о зле, поставившем под угрозу само наше существование, необходимо помнить о тех глубоко человечных и благородных силах, что сохранили на земле жизнь, но в то же время надо очистить свою память от мучительной тьмы, с тем чтобы писатель и читатель, освободившись от пепла и тени прошлого, обрели покой, сплели воедино крылья разума и души и отдались полностью радости и счастью мирного, плодотворного труда и светлой мечты, свободному продвижению вперед к будущему, к которому стремились, смутно различая его в своих грезах, столько безвестных мучеников и героев, павших в борьбе за это будущее. Раны войны зарубцевались, и пусть они останутся только в области прошлого, а подобные сюжеты станут все более редкими, всецело перейдя в область фантастической литературы.
Май 1973 г.
Бухарест
БЕЖЕНЦЫ
К концу второй мировой войны дочери моей бабушки разбрелись кто куда: одни вышли замуж, другие просто уехали, и бабушка осталась в старом доме только со своей снохой Аникуцей, женой моего дяди Георге. Старая усадьба находилась на околице села в долине, поросшей ракитами. Этот дом с потемневшими стенами, сложенный из массивных дубовых балок, схваченных деревянными шипами, я снес в 1946 году, во время засухи.
А в 1944 году, во второй неделе марта, чуть только сошел снег, сельские власти получили приказ об эвакуации и стали очищать село, дом за домом: через наши места должна была пройти линия фронта. Те, у кого были лошади, быки, коровы или другое тягло, набились по две-три семьи в повозку и были выдворены первыми. Люди потянулись длинными обозами в Трансильванию, Мунтению и еще дальше, на другой конец страны: многим, очень многим из них не суждено было вернуться.
Моей бабушке со снохой предоставили реквизированную клячу и полуразвалившуюся телегу, в которую они погрузили свои пожитки. Что нельзя было взять, схоронили в глубокой яме, вырытой под ивами перед домом. Кур зарезали, зажарили и взяли в дорогу. Выскребли с чердака последние остатки муки, уложили все в телегу и на третий день двинулись в путь. Поехали они вместе с дедом Василе, братом бабушки, сельским сторожем. Дед Василе должен был перегнать через горы сельских быков.
Было хмурое, холодное утро. Дул порывистый ветер. Ночью ударил мороз. Грязь на дорогах затвердела. Ледок, пузырчатый, как пена парного молока, матово поблескивал в канавах. Блестел он и в колеях дорог, и когда копыта лошадей ломали его, вверх взлетали тонкие черные струйки.
Впереди ехали женщины; бабушка правила лошадью, Аникуца с ребенком в руках сидела в кузове телеги, зарывшись в пожитки. За ними тяжело тащился воз с сеном, которое выделило сельское управление для быков; последним шагал дед Василе с быками: один был уже старый, злобный, со свирепой головой зубра, другой — более смирный, молодой, пятнистый, с короткой, будто утопающей в загорбке шеей.
Небольшой обоз перевалил через бугор посередине села и лощинами, полями двинулся к мосту Гергелень. Около полудня они перешли мост, описали широкую дугу по равнине, обогнув холм Кобылей, и через час с лишним миновав другое село, двинулись в сторону Вырфул-Кымпулуй.
Ночевали в селе Хорлэчень. С трудом нашли место где-то на окраине села, так как все дворы, куда бы они ни заходили, были забиты беженцами, возами, телегами, лошадьми. Мужчины, дети, женщины спали в телегах, на завалинках, в избах вповалку на полу, на улице, тесно сгрудившись вместе со скотиной вокруг костров или около колодцев, которые всю ночь непрерывно скрипели журавлями. Старуха и ее сноха еще не освоились с этой грозной обстановкой. Они были настолько ошеломлены и испуганы, что ничего не понимали, а все происходящее вокруг них еще больше ошеломляло и пугало.