— А может, нас будут судить немцы, — сказал кто-то другой.
— Тогда мы пропали.
Знаете, господин курсант, в ту минуту я был как наш деревенский мельничный мотор, когда он работал с перебоями. Мельник говорил, что он не тянет, разладился. И я был похож на такой мотор. Да и как могут работать мозги у человека, который попал в беду, там, в бараке? Мельник — мой дальний родич, троюродный брат. Я ему ставил стаканчик, и он не брал с меня за помол… А сейчас я сидел как истукан, мне даже в голову не приходило, что все это неправильно и что если нас, румын, судят немцы, значит, что-то всерьез разладилось. Не думал и о том, что я ведь не виноват и что вообще никто не имеет права меня судить; у меня в свидетелях господин капитан, он сам дал мне увольнительную, мы вместе пили красный злой самогон.
Дверь опять открылась, вошел худенький офицерик. Я в жизни не забуду, как все уставились на него. Он был белый как мел, и глаза у него ввалились. С ним вошли три автоматчика.
— Выходи строиться!
Нас построили в колонну по четыре. Офицер проверил документы и послал одних в один угол, других — в другой. Я вдруг почувствовал, что фляга оттягивает мне плечо. Я и забыл, что в ней еще есть самогон. За один глоток я отдал бы сейчас все на свете. Я протянул свои документы. Он долго смотрел на меня и потом вернул их мне.
— Ступай домой, старик. Война кончилась.
Я не понял, что он сказал. Я только видел, как он шевелит губами.
— Значит, мир, — услышал я у себя за спиной.
Я положил документы на место, в карман, и удивился, что меня никто больше ни о чем не спрашивает.
Так я узнал, что наступил мир. Только мир этот начался со стрельбы, и я еще на три дня застрял в Бухаресте. Вместе с двумя другими резервистами грузил патроны, которые отправляли теперь уже в сторону Плоешти, туда, где я оставил бородатого. Потом таскал на носилках раненых, работал в госпитале, а потом опять грузил патроны, пока на третью ночь не встретил господина капитана Даскэлу. Это произошло возле Бэнясы. Как раз ему я притащил пулеметные ленты. Я не сумею рассказать вам, что я за эти дни перечувствовал и как много понял.
Перевод с румынского И. Огородниковой.
АУРЕЛ МИХАЛЕ
Советские читатели моих произведений, от которых я получил немало писем и которые мне очень дороги своей восприимчивостью и горячей верой в коммунистические идеалы, в какой-то степени знакомы с моей биографией и творчеством из тех статей, что сопровождали мои книги, изданные на русском языке. Потому я напомню лишь основные факты из своей жизни и литературной деятельности.
Я родился в 1922 году в деревне на берегу Дуная, неподалеку от Бухареста. Мои родители, крестьяне-бедняки, владели крохотным участком земли. Шести лет я потерял отца, и моя мать осталась одна с четырьмя детьми, из которых я был старшим. Легко себе представить, каким трудным было наше существование в те годы. Самые большие трудности ждали меня после окончания начальной школы, когда я надумал продолжить учебу. И все-таки мне удалось их преодолеть, закончить в 1942 году гимназию и сдать экзамены на аттестат зрелости. Высшее образование я получил лишь после освобождения Румынии от фашизма; в 1947 году я закончил философский факультет Бухарестского университета, два года после этого преподавал в школе, а с 1949 по 1954 год читал курс эстетики в институте. С середины 50-х годов я окончательно переключился на литературу. Некоторое время я был секретарем Союза писателей Румынии, руководил издательством, был главным редактором литературного журнала.
Как офицер запаса, я принимал участие в вооруженном восстании в августе 1944 года и в боях против фашистских захватчиков в Констанце и Добрудже, затем командовал ротой на антигитлеровском фронте в Чехословакии, вплоть до полной победы над нацистской Германией. На фронте я получил возможность узнать советских людей. Мы вместе воевали, зачастую в тяжелые минуты помогали друг другу и по-братски делили хлеб и табак. Многие страницы моих книг посвящены румыно-советскому братству по оружию, общей борьбе против фашизма.
Моя литературная деятельность началась в 1943 году. Я дебютировал антивоенными лирическими стихами. И в послевоенные годы я писал стихи, но главным образом художественную публицистику, тогда столь необходимую. В 1949 году мои первые новеллы о жизни новой деревни были отмечены премией Министерства искусств. Когда в Румынии лишь закладывались основы социализма, я писал о крестьянах, о ростках нового, предвещающих революционные преобразования румынской деревни, о сдвигах в сознании крестьян, стоящих на пороге коллективизации. Тогда увидели свет мои сборники новелл «Половодье» и «На пороге весны», романы «Суд» и «Судьба».