Дядя облизнул пересохшие губы.
— Значит, пришел и его черед? Вам так сильно насолили? А Тэнасе? А лесопилка в Бухальнице? А Молда?
Незнакомец внимательным взглядом смерил дядю с ног до головы.
— Молда лаяла. А ты, юноша, — обратился он к Паулю, — лучше не стой у окна. Я снайпер, — улыбнулся он. — После истории с Некулаем, которая могла бы легко дойти до ушей кого следует и вам тогда пришлось бы несладко, — ведь вы ввели в заблуждение власти, не так ли — после этой истории мы рассчитывали на более дружеский прием. Я не прав?
— Что же вы хотите? — спросил дядя.
— Укрыться у вас денька на два. У нас нет другого выхода. — Он положил пистолет на стол и сдвинул повязку в сторону.
Широкий фиолетовый шрам рассекал щеку и тянулся до подбородка. Глаза сверкали металлическим блеском под черными бровями, сросшимися у переносицы.
— У нас нет другого выхода, — повторил он, — и потому мы не гнушаемся никакими средствами. Мы не колебались совершать акции большего размаха… так что можете сами сделать вывод. Было бы жаль…
Дядя вздрогнул. На его лице появилось выражение ужаса.
— Где Рукэряну? — прошептал он.
Он вдруг понял в эту минуту, что его старое опасение подтвердилось.
— Акция… — проговорил он дрожащим голосом. — Убийства, поджоги, грабежи — все это акции. Отравление Молды — акция… — Он сжал виски ладонями, с трудом осознавая смысл происшедшего. — Доктор Рукэряну… это акция… Вы связали его имя с подлостью… Вам показалось мало уничтожить его физически… — Дядя попятился к двери, помедлил секунду и нажал на щеколду.
Громыхнул выстрел, но пуля попала в косяк двери.
— Ой!.. — сдавленно крикнул незнакомец.
Некулай ударил его в локоть, сбив направление выстрела, и схватил за грудь. Резко ударил его кулаком. Человек рухнул на пол. При падении рука выскользнула из ремня, перекинутого через плечо. Револьвер покатился по циновке. Сквозь толстую ткань одежды просочилась кровь из рапы.
— Дайте полотенце, — надо остановить кровь! — крикнул дядя. И тут же связал ему ноги веревкой.
Пришли Войку и Присэкару, вооруженные охотничьими ружьями. Войку был в одной рубашке. Опустившись на колено возле раненого, он пристально разглядывал его несколько минут. Кто-то зажег большую лампу, подвешенную к потолку. Оранжевый свет заполнил комнату. На комоде поблескивала потертым лаком старая скрипка.
— Вот этого я не ожидал, — поскреб в затылке Войку.
Присэкару тоже с любопытством рассматривал лежавшего на полу.
— Он и тебя внес в черный список, — улыбнулся дядя. — Ему даже не верилось, что ты еще жив…
— Почему, господин учитель?
— Откуда мне знать?
— За раздел земли?
— Почему, почему! — проворчал Войку. — Просто так, за здорово живешь, наверное!
Присэкару поцокал языком:
— Ишь ты… как в жизни все поворачивается… Совсем недавно он избил меня до полусмерти. Ты помнишь, господин капитан?
Незнакомец не ответил. Он еле дышал. Длинные черные пряди волос свисали на ввалившиеся щеки с резко выступающими скулами.
— Помнишь, господин капитан? — повторил Присэкару, расстегнул у него одежду и приложил ухо к груди.
— Дышит? — спросил Войку.
— Дышит.
Они подняли его и положили на узкий диван, в углу комнаты.
— Где он тебя избивал? — спросил Пауль Присэкару, дернув его за руку.
— В жандармском управлении… — усмехнулся Присэкару. — Нас было четверо или пятеро… Били нас кизиловыми прутьями… Он тогда только стал офицером. Ну, порка как порка, но я не могу забыть, как он нас встретил, как отвесил нам по две оплеухи… От двух пощечин человек не умирает. Но с каким наслаждением он нас хлестал… Словно получил за это миллион!.. Будто взбесился! Эх, а настоящее избиение началось потом, в погребе. Но у меня из памяти не выходят те две пощечины…
— В управление за что тебя взяли? — допытывался Пауль.
— Нетрудно угадать. За обычные дела, за неповиновение и бунтарство, будто бы за оскорбление властей… Что, мол, мы обругали кого-то…
Дядя с грустью кивнул головой.
— И ты знал его, дядя?
— Однажды мы вместе встречали Новый год, — ответил он. — Его пригласил доктор Рукэряну и представил мне как молодого лейтенанта, гуманного и доброго. За стаканом вина доктор показал ему кольцо с изумрудом и пошутил: «Оно мне приносит счастье».
Пауль повернулся к капитану. Посмотрел на его безжизненно вытянутую вдоль тела руку. На одном из пальцев отливал тусклым блеском драгоценный камень.