Утро приносило с собой холодный альпийский ветер; Монро вылез из под своего одеяла и, одевшись, пошёл греться к костру. Ему ужасно хотелось отогреть свои кости.Проснулся он рано, повара только ставили котелки на костёр. Солнце ещё не встало, было темно, но нужно было рано выходить, и потому лагерь уже стоял на ушах. Под ногами хрустел снег, а Монро, одевшись в свои тёплые вещи и тёплую шинель, шёл к костру. Лошади ели овес и сено, а французы приветствовали друг друга.
Подойдя к костру Монро увидел, как человек с треугольной шляпой встал и кивнул ему. Это был Наполеон. Никто ещё не мог привыкнуть к его полевому этикету и тому, что он точно такой же боец, который спит на холоде, и под простым одеялом, а не в дорогих шелках.
- Ах, Монро, это вы, - приветствовал Бонапарт его.
- Генерал, - поклонился Монро, - доброе утро.
- Пришли погреться? Прошу, вставайте рядом, только не мешайте поварам.
- Благодарю. Что у нас сегодня?
- Суп, кажется. А может выйти и каша. Кто знает. Наши повара самые сильные и необычные кулинары в мире.
- Самые необычные, это точно, - согласился с ним Монро.
Наполеон усмехнулся. Ещё минуту он стоял у костра, затем повернулся спиной к пламени, и тихо шепнул: «время не ждёт». Быстрым шагом он направился к своему шатру, продолжая изучать карты. В этом деле ему не нужны были никакие картографы; он знал любой атлас лучше них, на то он и велик.
Это был апрель 1796 года, и переход через снежные перевалы Альп, со всеми его неожиданностями, ведь Бонапарт повёл солдат самой опасной, но короткой дорогой. Путь по «Карнизу» (опасному участку Альп) проходил очень даже хорошо, так как никто и не пострадал.
Первую стычку с австрийцами молодой Бонапарт победил в считанные часы, а Монро впервые побывал в бою не на улице Парижа, а среди друзей в шеренге. Через два дня снова была стычка, при Милезимо. Снова победа, а за ней и поражение пьемонтских войск. Французы потеряли двести человек против… восьми тысяч мёртвых врагов, и шесть тысяч захваченных в плен.
Монро и вся армия быстро продолжали свой успех, идя дальше, не давая опомниться врагам. «Шесть побед в шесть дней» - любили поговаривать у них по вечерам у костра. К концу месяца с Пьемонтом было подписано перемирие на хороших условиях для Франции.
В сражении под Лоди Монро рядом с Бонапартом был под градом пуль, но оба они не ведали страха и продолжали вести бой. Австрийцы были отброшены, и их преследовали французы, безжалостно добивая врага, а те, кому повезло больше – оказались в плену. Наполеон был подобен германскому варвару; он грабил города, забирая порох, оружие, и даже картины Ренессанса. Только сейчас его целью был не Рим, как об этом раньше мечтали варвары.
Местное население страдало от солдатского грабежа.
Местные тоже боролись, и однажды убили пятерых французов, один из них был другом Монро, и это очень его расстроило. Он знал, что французы занимаются грабежом, и что друг его сам полез на рожон, но ему было его жаль.
Остановившись в одном городке, войска обустроились в домах, и наслаждались мягкими постелями, на которых ещё вчера спали другие люди, оставившие нынче свой очаг. Лежа в тяжёлой старой постели, Монро держал в руках рисунок Элизы с подписью «Дорогому другу». Рисунок отображал одинокие две могилы в степи, поросшие травой, с двумя старыми, полусгнившими крестами, а вдалеке бежала речушка. Он всегда умилялся этому рисунку, который получил вместе со вторым письмом Элизы, прямо перед отъездом на фронт. Рядом с ним лежал её платок, но аромат духов давно ушёл с него; несмотря на это, ему было чертовски приятно держать его в руках. Оба они скучали друг по другу.
Душа молодого Монро, вкусившая австрийскую кровь, была бессильна, перед алкоголем любви. Он отдался чувству полностью, и знал, что верная подруга жизни ждёт его, хотя и не мог знать наверняка. Так провалялся он долго, но всё-таки уснул. Спал он долго и очень крепко. Наконец-то он познал вторую сладость жизни после любви – крепкий сон.
Потом происходила битва за битвой. Каждый тактический ход Бонапарта был могучим и непредсказуемым. Любого неприятеля они разбивали в два счёта, а Монро, привыкший к каждому движению своего мушкета, вздыхал зловонный и прекрасный запах французского пороха. В каждом бою он был храбр, даже там, где другие трусились и боялись нажимать на курок мушкета, однако он всегда помнил латинское «Помни о смерти», которое стало для него молитвой, и не забывал Горация, и его «Ничему не удивляться». Потому война была для него чем-то … обычным. Таким был и Аркольский мост.