- Боже мой, поднимите этого идиота, - приказал офицер. Юный солдат разрыдался. – Так, с русским понятно, ты, Франц, давай ты.
- Я, Франц де Лавальер, открыто говорю вам, что не воровал золотые часы у офицера, де Гилюза. Но скажу прямо: если он на войну тащит золотые побрякушки, то он, либо самовлюблённый дурак, или индюк! – Франц принял воистину спартанскую стойку, скрестив руки на груди, и стоически готов был принять страдания и смерть. – Стреляйте. Я встречу смерть от трусов, которые стреляют только в упор, только в спину, и только своих! Знайте же, что завтра ваши глаза выклюют голодные вороны, и я обрадуюсь тому. Эй ты, молокосос, стреляй в меня ты. Я найду тебя в следующей жизни, и заставлю тебя съесть свои сапоги. А вас, господин Бонапарт, маленький капрал…
- Довольно! – вскричал офицер. – Прекратить!
- Нет-нет, - сказал тихим, но холодным голоском Наполеон, - пусть мальчик продолжает свою речь, ведь его мысль не окончена.
- Вас, господин Бонапарт, не убьёт ни одна битва. Но умрёте вы от тоски; никогда вы не приголубите своих детей, и никогда не поцелуете искренне жену. Ах! Которой у вас и не будет! Не той австрийки; это не жена, а просто политический союз. У вас никогда не будет ни жены, ни любви, ни счастья. Как вы и отобрали это всё у молодых парней. Я богохульствовал давно, и я рад, что умру за то, чего не делал. А сохраните мне жизнь, и я выпущу пулю вам в лоб. Другого не дано. Я освящу пулю специально для вас в Сент-Клу! Это будет быстро, вы даже не почувствуете!
Наполеон кивнул. Затем он посмотрел на де Сорана.
- А вы, господин Монро, скажете свою речь?
- Ваша война не может иметь смысла, не имеет она и начала, не будет ей и конца. Она глупая, как и любая война вообще. Вы чудовище, как и все, подобные вам. Вы Люцифер. Эти генералы и офицеры – ваши псы, которые поцелуют черта в зад, лишь бы получить хорошее жалование, титул, и медальку. Потом, на званых обедах, они будут позировать: «Смотрите, медаль за то, что я убил русского в затылок!». «Герой!» - крикнет толпа. Ублюдок, - скажу я, и врежу ему что есть силы в нос. Пускай противная кровь его окрасит медальку. Я спас человеку жизнь. Что же, теперь у меня за это отнимут жизнь. Ну, так стреляйте. Я не боюсь. У меня есть честь, и есть за что сражаться, есть цели в жизни, и есть за что умирать. А вы упали в моих глазах, Наполеон Бонапарт. Как! Ещё недавно, сидя у одного костра, вы слушали пошлые шутки своих солдат, а теперь вы хотите убить меня за то, что я проявил милосердие. К чему ваша война со всем миром? Я радовался, когда наступило восемнадцатое брюмера, и Франция торжественно кричала: Бонапарт! А теперь… что скажут вам отцы и матери? Они не увидят даже трупов своих сыновей, даже гроба! Возомнили себя богом? Думаете, какой город, да что там, какую страну захватить следующую? Тогда, на Аркольском мосту я бежал за вами и едва не погиб, получив ранение. А теперь вы предательски стреляете в меня. Вы предатель интересов Франции. Вы пали ниц в моих глазах. Это войны ваших интересов и принципов, а мы – пешки в вашей игре. Судите меня за то, что я спас русского? А кто будет судить вас за тысячи, и, может, вскоре миллионы жертв, которых вы убили своими руками? Судите! Предайте меня военно-полевому суду, полю, воздуху, дождю, но моя честь останется при мне. Пить хочу. Воды. Передайте, Наполеон, это письмо одной девушке, адрес и имя указанны. Прошу вас, вот моя просьба перед казнью.
Монро дали попить, а Бонапарт принялся читать письмо, хотя и не должен был этого делать. Он не опустил головы, но выхватил пистолет, и выстрелил в рыдающего.
- Закон жизненной закваски: сильные пожирают слабых. Вы индивидуалист, Монро де Соран, как и я. Враг народа. На войне нельзя быть индивидуалистом, и, - добавил он, - не смейте возвращаться обратно. Сегодня вы спасли снова жизнь русскому и этому господину, который приготовил для меня пулю. Они вам благодарны. Освободить их.
Он подошёл к Монро, чтобы обрезать верёвку на руках, и сказал ему:
- Не возвращайтесь в наши ряды. Возвращайтесь во Францию. Я вижу, что вам есть зачем туда возвращаться.
Их освободили. Они взяли свои вещи, и их тотчас погнали вон из лагеря. Теперь их путь был домой, и они пошли. Два француза и русский. Франц, Монро и Николай. Теперь их путь был домой, и только.
Глава 8
Тебя, как свод ночной, безумно я люблю,