Тебя, великую молчальницу мою!
Ты - урна горести; ты сердце услаждаешь,
Когда насмешливо меня вдруг покидаешь,
И недоступнее мне кажется в тот миг
Бездонная лазурь, краса ночей моих!
Шарль Бодлер
Их путь был наполнен трудностями и горечами. До родного очага было много миль, а они шли измученные и побитые. С собой Франц успел прихватить немного сыру, воды и бутылочку вина. Но такого провианта хватило ненадолго. Они допили последние капли вина, а вместе с тем и последнюю надежду на то, что доберутся домой. Это была их последняя более-менее сытная ночь. В любом случае, они получили свою крошку еды в рот, и были довольны тем. Остальные несколько дней они жили почти без еды, если не считать гнилой подножный корм. Они обходили деревни и городки. К солдатам относились по-всякому, а поднять на вилы в одиночку пару изнеможённых солдат – не трудная задача крепкому и сытому крестьянину.
Спать под шинелью, у костра, было тепло, но ночи становились холоднее. Зима вступала в своё королевство. Однажды, когда до возможного лагеря было далеко, им пришлось заночевать в сарае, в стоге сена. Все втроём уложились поближе, укрылись сеном, и от усталости быстро уснули. Утром громкую песнь запел петух, и они ушли из опасного места ещё до рассвета. Рассветало в те дни поздно.
Этот русский оказался интересным человеком. Он был крепкого телосложения, с пышными усами, а Франц, знающий толк в русском языке, узнал, что он родом с города, в котором в своё время Мазепа и Карл XII едва не погубили Петра I. Он был родом с Полтавы, а его предки были казаками, и тоже помогали шведам против русских. Выходило, он не совсем русский? Он твердил, что он таки не русский.
Он часто называл свой край Украиной, но не на одном атласе им не приходилось видеть этого государства, хотя термин этот был им знаком, а уж о доблести казаков они наслышаны, как и вся Франция. Весь мир знал этих бравых вояк, от которых походил и этот пышноусый нерусский.
Франц был парнем рассудительным и умным. Он великий поклонник древнегреческой культуры, и современной философии. Он любил Юма, Руссо, Вольтера, знал множество языков, и много читал. Монро было интересно обсуждать с ним некоторые моменты истории, спорить на философские темы, и просто слушать его. Франц был хорошим человеком, и Монро глубоко проник к нему доверием.
Франц де Лавальер любил читать стихи известных и не очень известных поэтов, а сам же за перо не брался. Он говорил, что не обладает таким талантом. На фронт его заставила идти одна проблема – финансовая. Он был киником, как спесивый Антисфен, но с другой стороны был очень добродушным парнем. Он был эпикурейцем, и потому относился к жизни легко, получая от неё только сладкие и спелые плоды. Девушки у него не было, но это не его вина. Он ещё просто не встретил ту самую богиню Эллады, с которой можно отправиться в опустевший после Адама Эдем. Милая вакханка ещё не пришла в его храм.
Франц проснулся утром немного позже обычного, и удивился: костёр ярко полыхал, кто-то подкинул в него дров. Этот не русский друг спал, спокойно при этом похрапывая. А где же Монро? Ответа долго ждать не пришлось. На берегу реки, лежала, аккуратно сложена одежда, а сам он был в воде. Он лежал на животе, похоже, полностью нагой, и не двигался. Секунд с двадцать он пробыл в таком положении, Франц уже подошёл к берегу, и хотел было окликнуть Монро, ведь течение сносило его медленно, но уверенно. Монро поднял голову, и жадно стал хватать воздух, после чего рассмеялся смехом новорождённого. Ледяная вода подействовала на него лучшим образом. Помывшись, он вышел с воды. Франц, как подобает этикет, отвернулся, и Монро быстро надел кальсоны.
Франц в полной мере насладился его телом. Атлет, и слов тут нет. Стройный торс, крепкие руки, смазливое личико, и мокрые, чуть длинные волосы. Таков был Монро. Франц восхищался. Такой аристократический парнишка, но в тоже время такой революционер и такой крепыш. Словно не того поля ягода.
- Однако Франция сделала с тебя человека, - сказал с улыбкой Франц. - Калокагатия! Прекрасный, словно из гомеровских книг.
- Франция отлила лишь фигуру, остальное ковал я сам, - ответил Монро, - только мы творим свою судьбу, и наша воля к могуществу, - ответил Монро.
- Хорошо сказано. Погрейся и буди нерусского.
Монро пришёл к костру, и сказал нерусскому, который уже успел приоткрыть глаза, «доброе утро» на его языке. Пару фраз на русском Монро заучил.
- Доброе, - ответил нерусский, и стал любоваться чуть розоватым и чистым личиком Монро. Затем он что-то сказал и улыбнулся.
- Он говорит, что поцеловал бы тебя, будь ты женщиной, - сказал Франц, и сам засмеялся, вместе с нерусским.